Книга Сыграй мне смерть по нотам... - Светлана Гончаренко

Платиновые блондинки в ответ оскорбились и побежали составлять перечень нанесённого магазину материального ущерба. Очень длинным оказался этот перечень. Он включал в себя не только растоптанную вермишель и мятые тетрапаки. Туда попали и крепкие спиртные напитки, якобы пострадавшие в драке, хотя винный отдел «Эталона» находился совсем в другом конце зала, был надежно зарешечен и обслуживался одной из самых опытных и физически крепких продавщиц.

Когда Стас и Самоваров появились в четвёртом отделении милиции, ситуация прояснилась. Хотя администраторша гастронома, краснощёкая, миловидная блондинка, кричала истошно, свидетели стояли на своём: Фролов взял швабру у уборщицы с одной лишь целью — помочь ей овладеть профессиональным мастерством. В ответ его побили кефирным ящиком. На Витиной спине отчётливо просматривались четыре свежих кровоподтёка.

А ведь друзья не нанесли магазину никакого ущерба! Пирамиду тетрапаков опрокинула лягнувшая Тормозова продавщица, а что до вермишели, то её скинул с полки и потоптал неизвестный подросток, который на месте происшествия рассказывал милиционерам про Джеки Чана, но потом как сквозь землю провалился.

Свидетели были очень надёжные, трезвые, пенсионеры. От одного из них, активиста местного дворового самоуправления, никак не удавалось отделаться. Дав показания по происшествию, он жарко стал обличать разгул коррупции в Кривом гастрономе.

Когда Стас появился в отделении, его суровый облик и внушительные манеры произвели сильное впечатление. Праздная говорильня прекратилась. Активист самоуправления стих, а администраторша, уже ослабевшая от крика, стала лакомо улыбаться майору. Она явно надеялась на своё женское очарование. Но Стас подошёл к ней и шепнул несколько слов в её красивое багровое ухо.

Администраторша сразу перестала очаровывать, даже сумку, усыпанную стразами, взяла деловито, под мышку. Бедняге стало ясно, что душевнобольные покупатели, которых обрызгали шваброй, никогда не возместят Кривому гастроному стоимости обмаранных тетрапаков с соком, погибшей вермишели и шести бутылок коньяка, с которыми неизвестно что и когда случилось.

Так ничем и закончилось разбирательство в милиции. Униженная красавица-администраторша хотела, уходя, хотя бы громко хлопнуть дверью, но и этого не вышло: дверь была обита резаным валенком.

Тормозов прыгал от счастья. Он крепко целовал Самоварова то в одну, то в другую щёку, как будто тот был герой и только что возвратился с обратной стороны Луны.

Стас наконец познакомился с инженером. Они договорились здесь же, в отделении, встретиться завтра, чтобы закончить оформление показаний по гастроному. Самоваров сразу смекнул, в чём дело — Стас хочет пригласить художника Селиванова и устроить опознание.

— Я обязательно приду, — пообещал Тормозов. — А в Кривом я был на высоте! Меня там хотели убить ногой, а я не дался. Может, меня наградят? Нет? Ведь есть подходящая медаль — «За отвагу». Меня один раз уже представляли к награде, только в документах фамилию перепутали: вместо Тормозов написали Оганесян, и выдать медаль стало невозможно. А я утопающую спас! Она тонула в Чёрном море.

— В Артеке? — не удержался Самоваров.

— Нет, это в Пицунде было. Там как раз Муслим Магомаев гастролировал, совсем ещё пацан — вихрастый, босоногий. И вот одна женщина из его подтанцовки стала тонуть. Я сразу с пирса в море бултых! Надо сказать, нас тогда в воду много поскакало. Мёртвый бы прыгнул: когда подтанцовщица ко дну пошла, у неё волной лифчик смыло. Я до неё первый добрался, за волосы схватил — чёрные такие, кудрявые — и на берег выволок. Стал ей искусственное дыхание делать. Полчаса делал. Тут и мёртвый бы долго возился — женщина потрясающая! Теперь я таких размеров, несмотря на силикон, ни у кого не вижу. Еле меня от неё оттащили. А в это время из моря Оганесян, подлец, выходит и лифчик выносит. Ему-то сразу медаль и вручили, «За спасение утопающих». Справедливо, скажете?

Стас отвёл Самоварова в сторонку. Играя желваками жёстких щёк, он кивнул в сторону Тормозова:

— Слушай, я настолько тяжёлого случая даже не ожидал. Хрена ли от такого добьёшься! Колян, будь другом: если завтра утром Селиванов его опознает, я тебе звякну, и ты подходи в мастерскую Щепина. Может, прямо на месте он вспомнит что-нибудь реальное? В твоём вдохновляющем присутствии? Надо знать, имеет этот говорун отношение к смерти Щепина или так, дверью ошибся?

— Ладно, приду, — подумав, согласился Самоваров. — Тут вот еще что…

Он набрал в грудь воздуха, чтобы рассказать Стасу о предполагаемой краже «Простых песен», но в этот момент в комнату, где они беседовали, вошел оперативный дежурный.

— Товарищ майор, — обратился он к Стасу. — Вас срочно вызывают в управление.

— Что такое?

— Взрыв на стоянке у ресторана «Европа».

— Блин! — воскликнул Стас. — Слушай, Колян, у тебя дело срочное?

— В общем, нет, — признал Самоваров. — До завтра потерпит…

Глава 17. Могучий торс и хвост морковкой

Такие женские голоса особенно неотразимы — глубокие, несколько надтреснутые, непрозрачные. Самоваров ни разу не говорил по телефону с Аллой Леонидовной Кихтяниной, но сразу понял, что это она: голос звучал завораживающе.

— Вы не передумали помочь семье друга? — спросил этот голос.

Нет, Самоваров не передумал. Он просто обо всём забыл! Пришлось что-то мямлить про срочную командировку видного правоохранителя, который должен оплатить труды психологов. Выкручиваясь, Самоваров даже вспотел. И зачем он столько врал, лёжа под портретом Фрейда!

Они с Аллой Леонидовной сговорились увидеться после Нового года. Пока же Кихтянина дала номер телефона своего ассистента, которому следует передать всю доступную информацию об инвалиде Вальке Чухареве. Позже Алла Леонидовна просмотрит данные, даст рекомендации, и ассистент приступит к работе на месте. Это будет недёшево стоить, но?.. Самоваров уже пришёл в себя и, не краснея, заверил Аллу Леонидовну, что высокий милицейский чин не остановится ни перед какими тратами.

Положив трубку, Самоваров долго ломал голову, каким способом Алла Леонидовна намерена справиться с проблемами Чухаревых.

Для очистки совести Самоваров позвонил таинственному ассистенту, некоему Виктору Михайловичу. Никакого ответа он не получил — не застал дома.

Зато бывший инженер Тормозов явился в отделение вовремя. Художник Селиванов, любитель диетического и дармового питания, опознал его безоговорочно. Не зря Селиванов всю жизнь трудился над неяркими ликами членов Политбюро: он стал тонким физиономистом и сразу выделил характерное лицо Тормозова в ряду совершенно на него не похожих мужчин в зелёных куртках

Селиванов заявил, что видел Тормозова в мастерской скульптора Щепина вечером, накануне смерти последнего. Он, Селиванов, тогда заскочил к анималисту на минутку, потому что утром забыл у него рукавицу. На улице трещал такой мороз, что ехать с голыми руками на именины к живописцу Быковенко было невозможно.