Книга Красная камелия в снегу - Владимир Матлин

— Может быть, вы и правы, — сказал он подавленным голосом, глядя в окно. — Но я это принять не могу. Ведь всю жизнь… ведь я мог бы…

Он так и не закончил фразы. Арон подождал несколько минут. Вадим будто застыл, уставившись невидящим взглядом в окно. Не попрощавшись, Арон вышел.

На следующий день после этого разговора в квартиру к Арону постучался Вадим. Арон одевался перед зеркалом в прихожей.

— Извините, я вас не задержу, я на минутку.

— Ничего, я могу и попозже, это пати.

Арон сразу заметил, как плохо выглядел Вадим. Казалось, он еще больше похудел, лицо пожелтело, глаза ввалились.

— Да что с вами? Вы здоровы?

— Бессонница замучила.

— Знаете что? Надо кончать с этим делом — с рябиновой и всякой другой… И вам ни к чему, и мне с диабетом…

Вадим не отреагировал на его замечание:

— У меня к вам огромная просьба. Мне нужно вот это снотворное, тут написано. — Он протянул бумажку с названием лекарства. — Я бы сам попросил медсестру, но она с уколами пристает, а я их не выношу… Сделайте одолжение, попросите для себя.

Арон растерянно пожал плечами:

— Но это противозаконно… На каждом пузырьке написано, что нельзя передавать другому лицу.

Вадим пренебрежительно махнул рукой:

— Бросьте, в самом деле! Кто узнает? А мне до зарезу… Те, что без рецепта продаются, слабы. Мне нужно посильнее. Пожалуйста. Мисс Гарсия вам не откажет.

Поначалу она отказывалась, но в конце концов нехотя согласилась и при следующем визите принесла заветный пузырек. Арон в тот же день отдал его Вадиму, соскоблив предварительно наклейку с именем пациента. На всякий случай…

Арон проснулся в девять часов от настойчивого стука в дверь. Накинув халат, он, полусонный, босиком добрел до двери и очень удивился, увидав мисс Гарсию. Разве сегодня вторник?

— У вас мистер Лурие? — сказала она, даже не поздоровавшись.

— Нет. Я еще сплю.

— Извините. Я его третий день не могу найти. Ему врач уколы прописал, это серьезно. Где он может быть, вы не знаете?

Арон окончательно проснулся.

— Да некуда ему ходить, у него здесь никого нет. Я видел его позавчера, он никуда не собирался вроде…

Медсестра посмотрела испуганным взглядом.

— Надо сообщить администрации дома. Пусть дверь вскроют.

Она убежала, но ее тревога передалась Арону. Он поднялся на двенадцатый этаж, долго стучал в дверь, потом окликал Вадима по имени, потом прижимался ухом к замочной скважине, пытаясь уловить какие-нибудь признаки жизни в квартире. Вернулся к себе сильно встревоженный. «Почему нужно думать самое плохое? — успокаивал он себя. — Мало ли куда он мог деваться… Может, улетел в Израиль». Хотя где-то в глубине сознания он понимал, что это нереально. Тут он вспомнил, что на 10.30 назначен семинар с пенсионерами на тему «Моральные ценности иудаизма», и стал поспешно одеваться.

Занятый разговорами и обедая в столовой еврейского общественного центра, он не думал про Вадима, а под вечер, подходя к дому, вспомнил, и тревожные мысли завладели им. Что там, нашелся ли он? Арон решил сразу подняться на двенадцатый этаж. Вот постучит в дверь, а он открывает как ни в чем не бывало…

— Мистер Тишман! — у самого лифта окликнули его. Это была мисс Гарсия. Арон даже не узнал ее — в обычном платье вместо белой формы, а главное — с искаженным лицом, страшно бледным под смуглой кожей.

— Вы уже знаете? — спросила она шепотом, хотя вокруг никого не было.

— Что с ним?

— Мистер Тишман, он… — Голос ее прервался. — Мистер Лурие умер. Вскрыли квартиру, вошли, а он лежит на кровати. Мертвый. — Она затряслась от сдерживаемых рыданий. — Он такой был несчастный… и такой хороший… Жалко невозможно…

— Очень жалко. — Арон покачал головой. — Как неожиданно! Я его видел только позавчера — он был… не скажу в хорошей форме, но и не…

— Мистер Тишман. — Она перестала плакать и твердым взглядом посмотрела ему в глаза. — Это не от болезни. Он отравился снотворным. Я принесла ему одну баночку, а он где-то добыл вторую. И съел все сразу. Это смертельная доза, он знал. — Она вплотную приблизила свое лицо к его лицу. — Мистер Тишман, откуда у него взялась вторая баночка?

— Я почем знаю?! — поспешно ответил Арон, чувствуя, как сердце застучало где-то в горле.

— Я вам приносила два дня назад. Вы с ним делились?

— Что вы, мисс Гарсия! Это же противозаконно, — сказал он твердо, глядя ей в глаза. — Я подобных вещей не делаю.

Больше всего на свете он боялся в этот момент, что она попросит предъявить его баночку со снотворным. Но она снова зарыдала и только пробормотала:

— Господи, что теперь будет? Они теперь скажут, что это я виновата. Все на меня свалят. А я ведь правда не знаю, откуда он взял вторую… С работы выгонят — это точно. А то и под суд отдадут…

Поздно вечером Арону не спалось. Чтобы чем-то себя отвлечь, он спустился в вестибюль проверить свой почтовый ящик, о котором сегодня не вспоминал. В ящике он обнаружил объемистый пакет, на котором не было ни адреса, ни имени — вообще ничего. Он сразу догадался, от кого пакет.

Дома он разрезал ножницами оберточную бумагу и извлек желтоватую рукопись страниц на триста. Текст был на русском языке. Шрифт и многочисленные поправки свидетельствовали, что написан он был на обыкновенной машинке, не на компьютере. На первой странице Арон прочел заглавие: «Моральный фактор в государственной политике. Записки диссидента».

К рукописи было приложено письмо от руки. Крупные дерганые буквы сползали со строки:

«Мой поступок не означает, что в нашем споре правы вы. Просто у меня нет больше сил, не могу больше. И болезнь доняла. Это не крушение принципов, это мое личное банкротство. Чего уж дальше, если это письмо я пишу Андрею Татьянину — из всех многочисленных друзей и соратников, которые остались где-то там?.. (Не обижайтесь, на покойников не обижаются.)

Хочу вас просить об одном одолжении. На обратной стороне этого письма вы найдете список имен и адресов в России, Израиле и Америке. Очень прошу отослать всем им копии рукописи для публикации. Эти люди знали меня в лучшие времена, и я уверен, что моя судьба и мои мнения для них что-то значат. Конечно, я сам должен был разослать рукопись, но сил не осталось даже на это… Пожалуйста, сделайте это вы. Ведь при всем при том, вы добрый человек.

Всего вам хорошего. Извините за обиды — намеренные и нечаянные. И спасибо за рябиновку.

Вадим Л.».

Выполняя просьбу Вадима, Арон Тишман аккуратно разослал копии рукописи во все указанные адреса. Но рукопись так и не была опубликована. Ею не заинтересовались нигде — ни в России, ни в Израиле, ни в Соединенных Штатах.

СТУКАЧ

Я с завистью гляжу на зверя, ни мыслям, ни делам не веря, умов произошла потеря, бороться нет причины.