Книга Аэроплан для победителя - Дарья Плещеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все-таки Алеша нахватался актерского мастерства — Танюше и на ум не взбрело, что супруг выстроил интригу. Она так хотела летать, что Алешин интерес к аэропланам восприняла как должное: двадцатый век же, все хотят летать!
Приехав к воротам ипподрома, она сразу же потащила супруга на поиски Зверевой. Но когда они вышли к летному полю, «фарман» как раз оторвался от земли.
Второй «фарман» уже стоял наготове, Слюсаренко усаживался в кожаное сиденье, а Калеп стоял наготове, чтобы занять место за его спиной, возле мотора.
— Смотри, смотри! Сейчас его будут удерживать за хвост, пока мотор не наберет нужного числа оборотов! — гордо сказала Танюша. Муж должен был знать, что она прекрасно разбирается в летном деле.
А муж разглядывал механиков, особое внимание уделяя тем, кто помоложе. Калеп его подозрений не вызвал — мужчина в годах, хотя и приятной наружности, а разглядеть Слюсаренко он не успел — тот был в шлеме и уже надвинул огромные очки.
И второй «фарман» отправился в полет.
Два хрупких белокрылых чуда выписывали восьмерки над ипподромом, то поднимаясь вверх, то опускаясь, чтобы заложить точный вираж вокруг мачты с разноцветными флажками. Николев и Танюша стояли, запрокинув головы, и переживали этот полет, как будто сами держали в руках ручки управления рулем высоты, а ногами упирались в педали руля поворота.
— Боже мой, какое это счастье! — воскликнула Танюша. — Вот и мы так же полетим! Знаешь, какая у «фармана» может быть скорость?
— Нет…
— Сто километров в час! И даже больше! Представляешь? Быстрее поезда! Быстрее любого автомобиля!
Случилось невероятное — она сумела передать Алеше свое ощущение этой минуты, сумела перенести его в иное пространство, где земля — только крошечный пятачок под ногами, а мир — огромное небо, сияющее утренней синевой, и в нем кружат аэропланы всех видов, на всякий вкус, как умные и бесстрашные птицы.
Оба они совершенно забыли о Лабрюйере и Стрельском.
Полет длился около двадцати минут. Первой опустила свой «фарман» Зверева. Она соскочила наземь и протянула руки пассажиру:
— Прыгайте, Федор Иванович, не бойтесь!
— Я и не боюсь, — ответил Таубе, стоя на крыле. — Просто не хочется расставаться с аэропланом.
— Придется ненадолго! Хотите — сегодня сами будете пилотировать?
— Я?
— Вы, вы! Я же вам все объяснила, все показала. Отпразднуем ваше воздушное крещение!
— Идем, идем! — твердила Танюша, за руку, как непослушное дитя, таща Николева к «фарману». — Скажи, что ты тоже хочешь летать! Скажи, что мы вместе будем учиться!
Но Зверевой было не до учеников — потому что Таубе, неожиданно ловко соскочив с крыла, сказал ей:
— Даже если бы мне сейчас пришлось умереть — я бы умер счастливым.
Ее смутили эти слова — в них пульсировало истинное чувство. Ответить на это чувство она не могла — но частичка ее души уже принадлежала Таубе, смешному преданному Таубе, готовому ради крошечной гайки для ее «фармана» мчаться хоть в Нью-Йорк. Она знала — вслух он о своей любви не скажет, но любовь была — как в восточной поговорке про мускус в кармане, о котором докладывать необязательно — и так он заполнит ароматом весь базар, весь город.
Зверева сняла круглые очки, стащила с головы шлем, и Алеша понял: да она же красавица! В толстой куртке — холодно там, наверху, что ли? — и в суконных шароварах, без браслеток и сережек, она была прекраснее всех знакомых актрис. Тут ему хоть чуточку, а стал понятен восторг жены, обожающей авиаторов и авиацию.
Второй «фарман», который пилотировал Слюсаренко, уже планировал, заходя на посадку. Лидия рассчитала, где он сядет и, быстро сжав руки Таубе своими (одна — в шоферской кожаной перчатке, другая — уже без, маленькая и поцарапанная), побежала встречать Володю.
Там все было не так уж гладко — Калеп еле спустился на землю.
— А все-таки наше крыло маневреннее, — сказал он, тяжело дыша. — И еще можно укоротить. Легкость и скорость… Лидочка, где чертежи? Я понял, что еще можно сделать…
— Давайте пойдем в мастерскую, вам нужно прилечь, — перебил Слюсаренко. — Там Лида померит вам пульс.
— Ничего, ничего, это пройдет, это мелочи…
— Им не до нас, — сказал Танюше Николев.
— А мы подождем… — Танюша проводила взглядом идущих к мастерским авиаторов и механиков.
В ее планах было обойти задворки, закоулки и тупики, в которых мог стоять черный автомобиль, похожий на катафалк. Тогда, утром, он стоял у ворот рядом с бледно-зеленым автомобилем. На этот раз Танюша никакого транспорта у ворот не заметила.
Рассказывая Алеше все, что случайно услышала от авиаторов и механиков, безбожно при этом перевирая технические подробности, Танюша повела супруга от сарая к сараю.
Он видел, что девушка несет ахинею, но понял это по-своему: она кого-то ищет, не иначе — любовника! И внутренне Алеша изготовился к бою.
Он был юноша высокий, крупный, отлично выкормленный заботливой матерью и бабушкой. К тому же он, прочитав в газетах про Георга Луриха и увидев его фото (передавалось гимназистами тайно из рук в руки, потому что прославленный атлет позировал совершенно без штанов, в одном только тряпичном фиговом листке), два месяца ходил в гимнастический зал, где его учили поднимать над головой пудовую гирю, а одноклассник Петя показал боксерские удары по самодельной груше. Так что Алеша считал себя грозным противником.
Вдруг Танюша замолчала.
Николев завертел головой: кого же она увидела, кто ее лишил дара речи?
— Алешенька, мне нужен гвоздь… — прошептала супруга, и супруг растерялся: убийство соперницы шляпной булавкой недавно было, убийство любовника гвоздем — это что-то причудливое, но вдруг реальное?
Он вспомнил недавний разговор: в Москве, в перерыве между репетициями, Терская и Эстергази вспоминали, как одна актриса застрелила любовника из револьвера, а другая проткнула ножом для разрезания бумаг, и обеих суд оправдал.
— Тамарочка, не надо гвоздя, пойдем лучше отсюда, — тихо, но убедительно попросил он. К настоящему имени жены он еще не привык.
— Нет, мне нужен гвоздь… А-а, это годится!
Она присела на корточки и вытащила из грязи длинную железку. Взяв это орудие не брезгливо, двумя пальцами сквозь бумажку, как полагалось бы, а зажала в ладони. Затем Танюша оглянулась по сторонам и быстрым шагом пошла к черному автомобилю, стоявшему у стены сенного сарая.
Там же стояли бледно-зеленый и большой грязно-зеленый, какого-то лягушачьего цвета, похожий на старинную карету-берлину.
— Вроде бы он… — почти беззвучно произнесла девушка и, снова присев на корточки, нашла подходящее место на широкой черной подножке — изнутри, там, где она нависает над задним колесом.