Книга Пусть льет - Пол Боулз

«Как мне, к черту, пришло это в голову?» — не понимал он, садясь и глядя назад, не скрылись ли уже огни Танжера за мысом Малабата. Те по-прежнему были на месте, но черные драные скалы медленно вспарывали их, покрывая их тьмой пустынного побережья. На вершине утеса опять и опять вспыхивал маяк, автоматически, со временем становясь тем, чего уже не замечаешь. Он с досадой потер друг о друга пальцы: на них как-то налипла смола и не оттиралась.

А маленькая лодка все увереннее заходила в область затененной безопасности, дальше от огней и возможности обнаружения, и он поймал себя на том, что думает о воде как месте уединения. Казалось, лодка теперь шумит меньше. Ум его обратился к вопросу о том, что за человек сидит с ним рядом на дне, ничего не говоря. Он разговаривал с Тами, сидел и выпивал с ним, но все эти мгновения, что они провели в обществе друг друга, ему ни разу не приходило в голову спросить себя, что за мысли бродят за этими невыразительными чертами. Он посмотрел на Тами: его руки были сложены на туго подогнутых коленях, а голова, закинутая назад, опиралась на планширь. Казалось, он смотрит вверх, на небо, но Даер был уверен, что глаза его закрыты. Возможно, он даже спал. «Почему нет? — подумал он чуть огорченно. — Терять ему нечего. Он ничем не рискует. Для Тами легкие деньги — вероятно, легчайшие, что он когда-либо заработает своей лодчонкой. Ему наплевать, доберусь я туда или нет. Конечно, может спать. Надо было мне одному ехать». Так он безмолвно кипел, не понимая, что единственная причина, по которой ему не нравится этот гипотетический сон, — в том, что ему не с кем поговорить, ему более одиноко под этим зимним небом.

Стоя на носу, джилали запел — нелепую песню, которая, на слух Даера, звучала затянувшимся и настоятельным стоном. Шум, производимый ею, не имел никакого отношения ни к чему — ни к ночи, ни к лодке, ни к настроению Даера. Вдруг вся эта невероятная ситуация сверкнула перед ним до тошноты ясно, и он нервно хмыкнул. Мотыляет в ветхой старой лодке в три часа ночи по всему Гибралтарскому проливу с парочкой идиотов-варваров, по пути бог знает куда, с портфелем, набитым деньгами, — в этом никакого смысла. Иначе говоря, он не мог отыскать способа в это поверить. А поскольку Даер не мог в это поверить, он на самом деле в этом никак и не участвовал; тем самым его мог не очень глубоко заботить и какой бы то ни было исход, что предложила бы ситуация. То же самое ощущение невовлеченности, выключенности, нахождения не в реальности, а рядом с ней. Он встал и чуть не рухнул вперед на дно.

— Заткнись! — взревел он.

Джилали перестал петь и что-то вопросительно выкрикнул. Затем снова запел. Но, сев опять, Даер сообразил, что опасный момент миновал: видение бессмысленности его положения угасло, и он не мог в точности припомнить, почему оно казалось абсурдным. «Я сам хотел это сделать», — сказал себе он. То был его выбор. Он нес ответственность за тот факт, что в этот миг он — там, где был, и не мог быть нигде больше. В размышлениях о том, что он не мог бы делать ничего больше, только продолжать и смотреть, что произойдет, было даже некое свирепое наслаждение, а эта невозможность найти какое-то другое решение была прямым результатом его собственного решения. Даер принюхался к влажному воздуху и сказал себе, что он по крайней мере живет, что, какова бы ни была причина его сомнений мгновение назад, тот спазм, что сотряс его, был лишь сиюминутным возвращением его прежнего состояния ума, когда он был анонимен, был жертвой. Он сказал себе, хоть и не в стольких словах, что его новое и подлинное состояние таково, что позволяет ему легко поверить в реальность того, что воспринимают его чувства, — то есть принять участие в их существовании, поскольку вера есть участие. И теперь он рассчитывал вести процессию своей жизни, как локомотив ведет за собой поезд, а больше не быть беспомощным случайным предметом где-то посреди череды событий, притягиваемым то туда, то сюда, без всякой возможности или даже нужды знать направление, в котором движется.

Эти несомненности, о которых он размышлял, объясняют тот факт, что час или около того спустя, когда больше не мог переносить мысль о том, что Тами ни разу не сменил положения, Даер вскочил на ноги, перешагнул и легонько пнул его под ребра. Тами застонал и что-то пробормотал по-арабски.

— Что вы задумали? Спать и после можете.

Тами еще раз застонал, сказал:

— Вам чего?

Но слова заглушились упорным потоком выхлопов, издававшихся мотором. Даер нагнулся и заорал:

— Скоро светло будет, господи ты боже мой! Сядьте и глаз не спускайте. Мы, к черту, где?

Тами лениво показал на джилали:

— Он знает. Не беспокойтесь.

Но встал, перешел на нос и сел, а Даер опустился на корточки между мотором и планширем, более-менее там, где раньше сидел Тами. Здесь было теплее, не задувало ветром, но бензиновый запах был слишком силен. Он почувствовал острую пустоту в желудке; нельзя было сказать, голод это или тошнота, потому что пустота колебалась между этими двумя ощущениями. Через несколько минут он встал и неуверенно подошел к Тами. Джилали жестом показал, чтобы оба они ушли и сели на корме. Когда Даер возразил, потому что воздух у штурвала был свеж, Тами сказал:

— Слишком тяжело. Так она быстро не пойдет. — И они оба, спотыкаясь, ушли назад и сели там рядом на мокрые холщовые подушки.

Давно уже луна завалилась за гряду высящихся густых туч на западе. Сверху были звезды, а над головой небо постепенно приобретало бесцветный оттенок, вода, как дым, под ними таяла, вздымаясь, чтобы тут же слиться с бледным воздухом. Голова джилали в тюрбане стала резкой и черной против начинавшегося на востоке света.

— Вы уверены, что знаете, куда мы направляемся? — наконец сказал Даер.

Тами рассмеялся:

— Да. Уверен.

— Мне может, знаете, захотеться там на некоторое время остаться.

Мгновение Тами молчал.

— Можете остаться на всю жизнь, если хотите, — угрюмо сказал он, ясно давая понять, что мысль остаться его не привлекает вообще.

— А вы как? Каково это вам?

— Мне? Каково что?

— Остаться.

— Мне нужно вернуться с ним в Танжер. — Тами показал на джилали.

Даер яростно повернулся к нему лицом:

— Черта с два! Вы останетесь со мной. Как, по-вашему, я там сам по себе буду питаться?

Было еще недостаточно светло, чтобы видеть очертания лица Тами, но у Даера возникло ощущение, что он искренне удивился.

— Остаться с вами? — медленно повторил он. — Но на сколько? Остаться где? — Затем, с большей уверенностью: — Я так не могу. Мне нужно работать. Я потеряю деньги. Вы мне платите за лодку и чтоб я поехал с вами и показал вам дом, вот и все.

«Он знает, что у меня тут деньги, — свирепо подумал Даер. — Будь он проклят!»

— Считаете, я недостаточно вам даю? — Он услышал, как голос у него дрожит.