Книга Дракон из Трокадеро - Клод Изнер

Джина и Таша даже не заметили, что за ними неотступно следовал еще один фиакр, пассажиром которого был не кто иной, как Робер Туретт. Теперь он наблюдал за ними с некоторого расстояния, сидя в последнем ряду. Волосы анималиста прикрывал цилиндр. Маленькая жена книготорговца занимала его значительно больше, чем музыканты, рассаживавшиеся под аккомпанемент настраиваемых инструментов.

Таша, даже не замечавшая оркестра, понимала, что попытка унять тревогу, вызванную откровениями Виктора, была чистой воды иллюзией. Обычно музыка избавляла ее от страхов, но в этот день ей удалось их только усыпить. Женщина на несколько мгновений забывала о реальности, успокаивалась, затем снова вздрагивала. В затылке ломило.

– Давай сходим куда-то еще, – прошептала Джина, – здесь ужасно жарко, а музыканты, к тому же, безбожно фальшивят.

Таша согласно кивнула. Они подождали, когда стихнет мелодия Чайковского, и, чтобы высвободиться из объятий слишком узких кресел, побеспокоили чету мелких рантье и какого-то господина с внешностью нотариуса.

– Кому не нравятся русские композиторы, – проворчала жена рантье, обращаясь к супругу, – пусть отправляется в «Мулен Руж» – там они, по крайней мере, будут слушать француза.

– Француза? Жак Оффенбах, конечно же, француз, но германского происхождения. К тому же еврей, – метко возразила ей Джина.

Стремясь обрести прохладу, они направились к станции «Марсово поле». Робер Туретт следовал за ними по пятам. Дамы во всех деталях рассмотрели афиши, выполненные Феликсом Зимом[120]для рекламы Венеции в Париже.

– Когда-то Виктор заманил меня в путешествие по Венеции, городу влюбленных, а теперь я с мамочкой увижу копию Пьяцетты[121]! И все это за какой-то франк!

Они тут же сели в черную лодку и поплыли по выложенным красным кирпичом каналам. Гондольер, орудовавший шестом, тут же затянул баркаролу[122].

Кампанила и колокольни собора Святого Марка, равно как и украшенные мозаикой площади и дворцы, хоть и были иллюзорными, но обусловленная ими перемена обстановки не могла не радовать глаз.

Оставив свою колясочку рикши недалеко от последнего причала для гондол, человек в бледно-зеленой ливрее притаился в темной нише у моста Вздохов. Обнаружить его присутствие было невозможно. В горле у него пересохло, но дрожи не было. Жертва вскоре будет в зоне досягаемости. Натягивая лук, он каждый раз испытывал восторг, будто к нему возвращалась юность. Он сжал челюсти. Гондола подошла к причалу.

По окончании маршрута, показавшегося им слишком коротким, Джина и Таша сошли на берег, все еще находясь под впечатлением от иллюзорных панорамных видов.

В этот момент толпа заволновалась, послышался шум. Они обернулись. Предметом всеобщего интереса стала следовавшая за ними гондола. Гондольер, в котором если и было что-то итальянское, то только костюм, орал:

– Я ничего не видел, там, внизу, темно хоть глаз выколи! Откуда мне было знать, что какой-то убийца отправит на тот свет моего пассажира!

Джина попыталась удержать дочь, но та уже прокладывала себя путь в толпе зевак. Таша подбежала к гондоле. В ней на животе лежал человек высокого роста. Его цилиндр закатился под скамью, явив взорам пышную седую шевелюру, которую она тут же узнала. Из спины Робера Туретта торчала стрела. Канал, набережная, толпа – все поплыло у женщины перед глазами, и она упала бы, если бы ее не подхватил рикша.

– Вот черт! – воскликнул он. – Они сегодня падают в обморок как мухи.

Джина бросилась к дочери и уложила ее на скамью с помощью рикши, который предложил отвезти молодую даму в больницу.

– Не исключено, что это солнечный удар. В последнее время народу умирает много, поэтому осторожность не помешает.

Таша, немного придя в себя, покачала головой в знак отказа ехать к врачу, но мать ее убедила. Рикша усадил ее в свою колясочку и отвез дам до дома 11 по авеню Сюффрен, где кучер муниципального фиакра, к счастью не участвовавший в забастовке, согласился направиться с ними в больницу «Шарите». Рикша прислонился к своей колясочке и вытащил из кармана йо-йо, которое в его руке тут же стало быстро опускаться и подниматься.

– Даже не знаю, как вас благодарить за проявленную учтивость, – прошептала ему Джина.

– Но, мадам, это же так естественно, – ответил он, с трудом скрывая облегчение, которое принесла ему эта неожиданная прогулка, позволившая избежать расспросов со стороны столпившихся вокруг трупа зевак.

Он спрятал йо-йо. Ему больше не нужно было изображать из себя лошадку.

Сходя с ума от беспокойства, Виктор, узнавший о произошедшем из рассказа кучера, запутался в пиджаке, забыл в экипаже шляпу и перчатки и спрыгнул на мостовую, игнорируя увещевания Жозефа, призывавшего следить за тем, чтобы в них не выпустили смертоносную стрелу. Под градом вопросов, пришедшихся явно некстати, Жожо разогнал любителей литературы, собравшихся в этот день в лавке.

– Тебя не поймешь, голубок, – тихо молвила Эфросинья, поднимаясь на второй этаж с твердым намерением устроить Мели разнос, – ты без конца жалуешься, что люди перестали читать, но когда самым удивительным образом в лавку валят покупатели, устраиваешь шум.

Таша коротала время в гостиной, распространяя вокруг запах эфира и жавелевой воды. Перед этим искушенный в своем деле доктор осмотрел ее, посоветовав носить дамские шляпки попросторнее. Когда Виктор заключил ее в объятия, она рассказала ему о мрачных событиях, имевших место пополудни.

– Такая внезапная смерть – это ужасно. Меня затошнило, я попыталась себя пересилить, вдруг потеряла сознание и упала на руки какому-то рикше.

Виктор без конца осыпал себя упреками. Это он был во всем виноват, убийца вполне мог расправиться с Таша и Джиной, нельзя было приплетать к этой охоте дорогого ему человека.

«Что делал Туретт в этой гондоле? Это не может быть совпадением. Почему его убили? И кто? Янг? Даглан? Даглан… ведь это он предложил привлечь к делу Таша. Разве не он попросил меня одолжить жену?»

– Кстати, а где Джина?

– Пошла в лавку. Ты разве с ней не встретился?

– Я отведу тебя на улицу Фонтен.

– Нет, лучше на улицу Сен-Пер. Алису на весь день взяли к себе Бодуэны, так что я смогу немного расслабиться и полежать в гостиной.

Не успела она подняться по винтовой лестнице и присоединиться к Джине, как в лавку, разогнав своим рвением последних покупателей, в траурном костюме ввалился комиссар Вальми, еще больше усилив тревогу Виктора и окончательно испортив ему настроение.