Книга Книги лжепророков - Александр Усовский

— Абсолютно. Думаю, они одновременно с "Дареным конём" ещё парочку вариантов разрабатывали — и теперь, когда им здесь не выгорело, они их в темпе вальса начнут в действие вводить.

— Ну что ж, посмотрим. Но расслабляться — знаю вас, бездельников! — даже и не думайте. Мы свою страду ещё далеко не закончили! Работы у нас впереди ещё без меры, и без меры крови, пота и слёз. Первый тайм мы отыграли, как в той песне поётся, и по очкам победа досталась вроде как бы нам — но по очкам, Дмитрий Евгеньевич, войны не выигрываются. Они ведутся, как ты в академии учил, до полной и окончательной победы. Так вот, нашей победы в ближайшем будущем я пока не вижу — а посему бдительности терять нам никак нельзя. Война у нас впереди ещё очень серьезная, и за кем будет в ней последнее слово — не знает ещё никто…

Эпилог

Чудны дела твои, Господи…

Одиссей, покачав головой, вышел со стоянки, что рядом с тоннелем под Инсбрукер-плац, и неторопливым шагом направился к станции метро. Сдурели они тут все, что ли? Парковщик, вместо того, чтобы, как добропорядочный немец, взять у него деньги за паркинг и выдать квиток — быстрым рывком поднял шлагбаум, впустил машину Одиссея на полупустую площадку, и тут же умчался в свою будку. Ни денег, ни квитанции…. Вообще, в Германии ли он?

Сегодня утром переезжал границу — и ничего подобного не было в зародыше. Немцы дотошно проверили ближний и дальний, ручник, наличие аптечки — но в свой Фатерланд его древнюю "копейку" всё же пропустили, про себя, наверное, поражаясь любви русских к своим антикварным автомобилям. Все процессы на границе — таможенный досмотр, пограничный, полицейский — прошли добротно, неспешно, фундаментально; в общем, по-немецки. А стоило ему въехать в Берлин — мир рухнул. Лишь только он успел проехать под железнодорожным мостом, нависающим над Саксендамм, по которой он, не спеша, катил в центр города — как справа, с Науманн-штрассе, ему наперерез, прямо на красный свет светофора, вылетел какой-то шальной "опель" — и помчался из города; Одиссей лишь в последнюю секунду успел уклониться от удара. Ни хрена ж себе День усекновения главы Иоанна Предтечи! Тут, с такими шумахерами, как бы свою голову не потерять…

Мелькнувший слева, почти невидимый за двумя капитальными мостами, вокзал Шёнеберг, тем не менее, успешно выполнил роль ориентира — и сразу же за ним Одиссей на светофоре свернул влево, на Эберс-штрассе, в конце которой и нашёл уютную стоянку для своей "жигулички", с диковатым парковщиком, демонстративно манкирующим своими служебными обязанностями. Ладно, дальше — пешком; тем более — идти тут буквально пару сотен шагов: нырнуть в подземный переход, пройти сто метров по гулким бетонным тоннелям — и выбраться, наконец, на Мартин-Лютер-штрассе. К которой он шёл все последние девять лет…

Так, вот эта улица, вот этот дом…. Улица — в наличии. Где у нас дом номер девяносто два? Судя по номерам на ближайших к нему, типично буржуазных домах, явно постройки конца позапрошлого века — где-то метрах в семистах впереди. Что ж, пройдёмся, время у нас есть…

Что-то не нравятся ему лица встречных прохожих! Определённо не нравятся…. Какие-то взбалмошные, растерянные, пуганные; такое чувство, что за Одером опять — густые скопища русских танков, своими соляровыми выхлопами затеняющие солнце, что там, перед своим решающим прыжком на Берлин, вновь затаились войска Первого Белорусского фронта, чтобы, внезапно ударив, за двенадцать дней ожесточённых боёв в очередной раз взять столицу рейха. Ей Богу! Видок у здешних аборигенов именно такой, будто ждут они с минуты на минуту конца света. Что-то не то твориться с берлинцами — и особенно с берлинками…

Ладно, зайдём-ка мы в бар, выпьем чего-нибудь бодрящего. Пива — нихт, ибо негоже, чтобы свет моей жизни, алмаз моей души — да вдруг учуял бы от него неприятный выхлоп. Сие никак невозможно! А вот кофе — в самый раз. Интересно, так ли хорош здесь кофе, как в Будапеште?

Одиссей вошёл в уютный полумрак ближайшего бара — и, взглянув на экран телевизора, мерцающий в углу, замер, поражённый.

На экране творился ад. Немец-комментатор, захлёбываясь от священного ужаса, что-то торопливо, сбиваясь и глотая окончания, вещал в прямом эфире; его репортаж время от времени прерывался документальными кадрами, которые, положа руку на сердце, больше напоминали сцену из голливудского блокбастера.

Вот оно что! Вот почему парковщик в спешке не взял с него денег, вот почему все встречные немцы изумляли его своим поведением. Америку бомбят! Только вот пока не совсем понятно, кто…

Весь бар, замерев, следил за событиями на экране телевизора. Никто не разговаривал, не заказывал пива, не прихлёбывал кофе; даже, похоже, не дышал. На глазах изумлённой публики рушился мир! Причём происходило это в прямом эфире, и гигантские облака дыма и пыли от рушащихся башен-близнецов Всемирного торгового центра, казалось, докатывались и до Мартин-Лютер-штрассе. Во всяком случае, у Одиссея всерьез запершило в горле.

Жаль, он не понимал по-немецки! Впрочем, даже и без знания языка всё было предельно понятно. Вот кадры северной горящей башни — в неё уже врезался первый самолёт. Вот во вторую, южную, врезается ещё один гражданский борт, по ходу — двухмоторный Боинг — и огненный вал от взорвавшегося внутри здания самолёта вырывается наружу. Катастрофа…. Но как поставлено! Какой там Голливуд! Жалкие ремесленники…. Тот, кто поставил ЭТОТ спектакль — был, вне сомнения, выдающимся мастером своего дела. Выдающимся!

Да-а-а, тут, пожалуй, не до кофе…. Такое твориться! С ума сойти…. Сегодня явно мир перестал быть прежним; случившееся — это вроде поджога рейхстага…. Да ну, какой там рейхстаг! Бери круче! Кольцо Всевластья сгинуло в кипящих лавой расселинах Ородруина, Роковой горы — и прежний мир рухнул, разваливаясь на клочки…. Это, пожалуй, больше подходит. Но всё же — как поставлено! Ведь сейчас весь мир — ну, во всяком случае, та его часть, которая снабжена телевизорами — затаив дыхание, взирает на величайший террористический акт в истории человечества. Катастрофа, возведённая в квадрат! Если не в куб…

Ладно, поужасаться можно и по дороге — до часа икс осталось двадцать минут, а заставлять себя ждать негоже; обещал к шести? Будь любезен! Хотя, правда, день, месяц и год он как-то упустил…. Ну что ж, это не главное; главное — что до заветной двери осталось сто метров по прямой!

Он шёл по Мартин-Лютер-штрассе — и с каждым шагом дорога становилась всё трудней, будто шёл он не по уютному берлинскому тротуару, с утра умытому и надраенному, а по горной тропе румынских контрабандистов, забирающей всё выше, к укутанному седыми облаками карпатскому перевалу. Сейчас он увидит Герди…. Сейчас он встретит своего сына…. Сейчас он сможет, наконец, исправить свою ошибку девятилетней давности!

А Америка…. Что ж, они получили, наконец, своего долгожданного врага; или создали его сами? Что-то там Дмитрий Евгеньевич рассказывал об американском следе в рождении и мужании этой самой пресловутой Аль-Каиды; впрочем, Господь с ними, и с Америкой, вскормившей и взлелеявшей своего врага, и с этой Аль-Каидой, которая вроде как бы заняла место патентованного врага мировой цивилизации вообще и Жоры Буша-младшего в частности…. Пусть себе играются! У него сегодня дело куда как более важное — сегодня он впервые увидит своего сына…