Книга Сталинская война на уничтожение - Иоахим Гофман

И Эренбург, отражавший официальную линию советской пропаганды ненависти, не был одинок в своем мнении. «Они загнанные хищные звери, — писали о немцах Горбатов и Курганов 8 марта 1945 г. — Хищные клыки у них выломаны, но злоба осталась.» А Полевой 1 февраля 1945 г. спросил красноармейца: «Какой они породы, эти немцы?» — «Одни изверги!» — таков был, разумеется, ответ. «Оставим же их выть темными безлунными ночами перед концом, — писал Эренбург 22 марта 1945 г. о немецких женщинах. — Германия прольет столько слез, что гадкая Шпрее превратится в широкий поток… Мы пришли в Германию, чтобы покончить с ней.» «Мы покончим с Германией», — говорил он уже 16 ноября 1944 г., и он возвращается к этой теме вновь и вновь. «Мало победить Германию. Она должна быть уничтожена», — гласит лозунг во все новых выражениях.

Эренбург, который хотел видеть убитыми миллионы немецких солдат, обосновывал свое желание тем, что они ведь совсем не люди, а низшие существа, паразиты и микробы. Поэтому вполне логично, что 16 декабря 1943 г. он провозгласил: «Вероятно, микробы в своем кругу считают Пастера душегубом. Но мы знаем: тот, кто убивает носителей бешенства или чумы, — истинный гуманист». Когда в 1944 г. Красная Армия пересекла границу Рейха, он 30 ноября 1944 г. заверял, похоже, смело веря в забывчивость своих читателей, включая зарубежных: «Мы никогда не проповедовали расовой ненависти… Мы не собираемся физически уничтожить всех немцев…» И аналогично писал Заславский, другой советский пропагандист, в тот же день: «Красная Армия никоим образом не преследует цели убить всех немцев, поскольку нам чужда расовая и национальная ненависть». Уничтожить всех немцев было, конечно, и невозможно уже по чисто техническим причинам. Поэтому оставалась только более скромная цель, которую Эренбург недвусмысленно высказал 8 марта 1945 г.: «Единственная историческая миссия, как я ее вижу, скромна и достойна, она состоит в том, чтобы уменьшить население Германии».

В осенние и зимние дни 1944-45 гг., когда британским оккупационным властям в западных районах Рейха уже приходилось прилагать усилия, чтобы предотвратить акты возмездия против немецкого населения со стороны части русских и поляков, угнанных на принудительные работы, и противодействовать возникающим разбойничьим бесчинствам, которые еще вынудят британского военного губернатора фельдмаршала Б. Монтгомери прибегнуть к драконовским мерам, Эренбург настойчиво и аргументированно выразил свое стремление. Оно видно из статьи от 19 октября 1944 г. (возможно, опубликованной еще раньше), в канун того, как советские войска жестоко убили жителей Неммерсдорфа и окрестностей в округе Гумбиннен: «У них (иностранных рабочих) не болит голова о том, что должно происходить с немцами, следует ли прививать им остатки морали или кормить их овсяной кашей. Нет. Эта молодая Европа давно знает, что лучшие немцы — это мертвые немцы… Проблема, которую, видимо, пытаются решить русские и поляки, это решение о том, чтó лучше — прибить немцев топорами или палками. Они не заинтересованы в переделке жителей… Они заинтересованы в том, чтобы уменьшить их число». И Эренбург, с которым бывший рейхсканцлер д-р Вирт вел после войны в Швейцарии дружеские беседы, который позже ходил, по крайней мере, в кандидатах на вручение Премии мира немецкой книготорговли, добавил: «И мое скромное мнение таково, что русские и поляки… правы».

Подстрекательские призывы Эренбурга распространялись в Советском Союзе миллионными тиражами, о них вновь и вновь напоминали красноармейцам в рамках политической учебы, игравшей центральную роль в боевой подготовке. Но возбуждение чувств ненависти против немецкого народа и немецких солдат не ограничивалось Эренбургом и используемыми в пропаганде советскими писателями и журналистами. Целенаправленное участие в этом принимал также аппарат военного и политического командования Красной Армии, ведь антинемецкая национальная и расовая ненависть представляла собой существенный фактор в рамках советских военных усилий. Ниже будет показано, какие выводы извлекали из этих стараний военнослужащие Красной Армии.

Глава 10

По всему фронту. Уже 22 июня 1941 года
были убиты первые военнопленные

Криминализирование армии противника развернулось сразу же после начала войны и стало подлинным полем деятельности Главного управления политической пропаганды Красной Армии (ГУППКА, вскоре — Главное политическое управление) и подчиненных ему инстанций. «Смерть фашистской нечисти» — таков был лейтмотив распоряжения № 20, направленного 14 июля 1941 г. начальником Главполитуправления армейским комиссаром 1-го ранга Мехлисом «начальникам отделов политической пропаганды при соединениях и армиях», и аналогично — директивы ГУППКА № 081, направленной Мехлисом «политрукам рот и батарей» «для безусловного исполнения» 15 июля 1941 г. В них немецкие солдаты были представлены красноармейцам как «гитлеровская фашистская рвань», как «фашистские варвары», «фашистские хищники», «фашистские гады». «Сотрите фашистскую нечисть с лица земли», гласил лозунг, «Размозжите змеиные гнезда врагов», «Сотрите в порошок вражеские орды», «Разбейте гитлеровские банды пулей, раздавите их сталью, уничтожьте их огнем», «Пусть фашистская нечисть издохнет от голода».

Такие и аналогичные призывы Главполитуправления тотчас подхватывались и передавались дальше, как показывает доклад в штабе стрелковой дивизии 14 октября 1941 г. уже упомянутого функционера Мушева из политотдела 22-й армии. Мушев низвел немецкую армию до развязной банды разбойников, воров и пьяниц, призванной «безнаказанно грабить, убивать безоружное население, насиловать женщин, разрушать и сжигать города и села». И что касалось унижения противника, то командные структуры Красной Армии ни в чем не уступали политорганам. Маршал Советского Союза Буденный, главнокомандующий войсками Юго-Западного направления, в своем приказе № 5 от 16 июля 1941 г. назвал немецкие войска «бандами людоеда Гитлера», а солдат охарактеризовал как «фашистских извергов», «фашистскую падаль». Для маршала Советского Союза Ворошилова, главнокомандующего войсками Северо-Западного направления (член Военного совета Жданов), они, согласно приказу № 3 от 14 июля 1941 г., являлись не чем иным, как «фашистскими зверями», «фашистскими стервятниками», «фашистскими бандитами». А маршал Советского Союза Тимошенко, до сих пор — нарком обороны, главнокомандующий войсками Западного направления (член Военного совета Булганин), в обращении к жителям оккупированных территорий от 6 августа 1941 г. заклеймил немецких солдат как «гитлеровские банды», «гитлеровские орды», «фашистских извергов», «немецких разбойников», для уничтожения которых годится любое средство. «Офицеры и солдаты в зеленых мундирах — не люди, а дикие звери, — говорится в листовке Политуправления Северо-Западного фронта от 25 марта 1942 г., — уничтожайте немецких офицеров и солдат, как убивают бешеных собак.»

Огульная дьяволизация солдат армии противника, как она выразилась в этих и аналогичных заявлениях инстанций высшего военного и политического руководства, находила ясную цель, когда нужно было удержать красноармейцев от сдачи в плен противнику. Ведь в Красной Армии, как было показано, распространялся тезис, что в плену советских солдат ожидает верная смерть. Если, скажем, председатель Совета Народных Комиссаров Молотов еще после зимней войны, в своей речи перед Верховным Советом СССР 29 марта 1940 г. заклеймил, якобы, «неслыханное варварство и зверство белофиннов в отношении раненых и попавших в плен красноармейцев», то такие обвинения, разумеется, тем более должны были выдвигаться против германского Вермахта. В этом духе и Мехлис 14 июля 1941 г. и точно так же день спустя провозгласил, что немцы «мучают, пытают и зверски убивают» своих пленных. Главное политуправление теперь стремилось разжечь «непримиримую ненависть, ярость к врагу» и привить войскам «неутолимую жажду возмездия за зверства». Этой цели служило и выпущенное в Ленинграде в 1941 г. пропагандистское издание «Фашистские зверства над военнопленными», которое, в сочетании с соответствующей речью и нотой Молотова от 6 ноября 1941 г. о мнимых злодеяниях в отношении военнопленных, отныне до 1943 г. и далее до конца войны практически определяло существующую линию советской пропаганды в этом вопросе.