Книга Тревоги Тиффани Тротт - Изабель Вульф

Позже я заметила, что Кит и Мартин увлеченно о чем-то беседуют, и подумала: расскажут ли они когда-нибудь Порции и Лиззи, где проводят выходные?

– Я знаю, ты думаешь, я вела себя с Китом как последняя сволочь, – услышала я голос Порции.

Что?

– Разумеется нет, – солгала я, нервно глотнув мартини. – С чего бы мне так думать?

Она запрокинула голову и допила последние капли коктейля.

– Потому что я и вела себя как сволочь, вот почему. Но он был такой навязчивый, – продолжила она, махнув в мою сторону оливкой на шпажке и слегка покачнувшись. – Он так давил на меня. Не могла я этого выносить. Все эти разговоры о том, чтобы завести детей, – будто я ему только для этого и нужна. Я даже не была уверена, хочется ли мне детей. И до сих пор не уверена.

– Ну…

– И все эти телепузики по ящику, – продолжала она. – И походы в «Икею».[86]Я чувствовала себя просто идиоткой в этом «дискавери». Это меня напрягало. А он никогда меня не понимал, Тиффани. До последнего времени он не понимал, что я хочу сама решать, чем заниматься.

– Что ж, это нетрудно понять, – сказала я.

– Вот именно. Но наконец-то до него дошло, – сказала она пьяным голосом. – Не знаю, что с ним случилось, но он уже не такой зашоренный. Он переменился. Прямо-таки… кстати, Тиффани, я хочу… – Она наклонилась ко мне. – Я хочу… еще кое-что тебе сказать.

Господи, никогда бы не подумала, что буду выслушивать от нее признания. Она взяла меня за руку.

– Я хочу сказать… ты очень нужна Киту. Боже милосердный, неужели?

– И я никогда, никогда не буду разлучать вас, потому что знаю, как много ты для него значишь. И всегда будешь много значить.

Похоже, сейчас мои контактные линзы выпадут и я разрыдаюсь.

– Спасибо, – сказала я. – Я чувствую, что… просто не знаю, что бы я делала без… извини. Я сейчас приду.

Я сидела в туалете на первом этаже и плакала. Не могу понять, почему всех тянет со мной откровенничать. Вообще не знаю, что в таких случаях делать. Особенно когда я в таком предрождественском подпитии. А она ведь попала в точку. Почему же я не вышла замуж за Кита? Теперь уже поздно сожалеть. Но если бы я вышла за него замуж, я не мучилась бы с Филлипом, и не потеряла время с Алексом, и не ходила бы на ужасную «вечеринку» в Шепердз-Буш, и не тосковала бы по женатому мужчине, имеющему любовницу. Я избежала бы всего этого, если бы сказала «да» Киту восемь лет назад. Но я сказала «нет». Поэтому я сама во всем виновата и теперь должна расплачиваться. Я сполоснула лицо и вернулась в гостиную, где вечеринка была в полном разгаре.

– Мы собираемся вместе поехать на остров Пасхи.

– А мы в Вербье.

– А мы отправимся на юг Франции.

– Мы поедем в Норфолк.

– Мы всегда ездим к родителям Джона.

Мы, мы, мы. Постоянно разговоры о семье. Вот для чего предназначено Рождество. Мы. Наш. Нас. Но я – не мы. Я – это я. Одна. Одинокая. Одиночка. Незамужняя. Одинокая Охотница. Вот так-то. Одна. Совсем одна. И наверное, это уже навсегда, горько подумала я. Наедине с кроссвордами, вышиванием и все усиливающейся раздражительностью. И я никогда, никогда, никогда не встречу свою вторую половину. Поздно уже. Даже если и найду, он будет уже женат, как Довольно Успешный. Черт, сколько же я выпила? Зачем я пила, я же всегда быстро напиваюсь. Я решила уйти. Я чувствовала, что уже на грани нервного срыва. Порция случайно высказала то, о чем я думала в течение нескольких недель.

– Тиффани, оставайся! – крикнула Фрэнсис.

– Уже без пятнадцати десять, я устала, – сказала я. – Спасибо за прекрасный вечер. Я все же пойду.

– Вызвать тебе такси?

– Нет, я поймаю на улице.

То, что озвучила Порция, – чистая правда, с горечью думала я, выходя из дома Фрэнсис под дождь. Плиты мокро блестели у меня под ногами, когда я шла по Левертон-стрит, а затем повернула направо, на Кентиш-Таун-роуд. Что за мрачный вид. Разбухшие грязные клочья газет кружили в водосточном желобе. Жестянка из-под кока-колы, выкатившаяся на проезжую часть и расплющенная промчавшейся машиной. Витрины магазинов, украшенные мишурой, переливались безвкусными огоньками. Такси нет и в помине, а я к тому же забыла мобильник. Придется ждать автобуса. Черт побери. Пока я стояла на остановке, откуда-то из темной подворотни показался мужчина и направился ко мне, на его впалой груди болталась жестянка из-под «Фостерс». Наверное, ему было около сорока пяти, но выглядел он на все шестьдесят, седой и бородатый, с грубыми, изуродованными артритом руками, шаркающей походкой. Боже мой, пьяница в Рождество. Беги, Тиффани, беги.

– С РОЖДЕСТВОМ ВАС, ЮНАЯ ЛЕДИ, – прорычал он, а потом, боже правый, запел хриплым, но неожиданно сильным голосом: —…путь к ЯСЛЯМ, ни кроватки… ни КРОВАТКИ… маленький И-Е-СУС… о, И-Е-СУС, леди, у вас ничево не найдетца для бездомного?

Я полезла в карман и нащупала там пару фунтов. И всучила их ему. Но не с добрыми пожеланиями. Не из духа благотворительности, а просто чтобы отвязаться. Я хотела, чтобы он ушел. Оставил меня одну. Я не могла больше этого выносить. Не было видно ни автобуса, ни такси, но этот человек все стоял и орал рождественские гимны. А потом он сунул руку за пазуху и вытащил фото принцессы Дианы в розовом шелковом платье и в бриллиантовой диадеме. На фотографии остался след от сгиба, она была вся измята и потрескалась. Он показал ее мне, а потом взял обеими руками и благоговейно поцеловал, как православный целует икону. Потом засунул ее обратно.

– Она была АНГЕЛОМ, сошедшим на землю, – сказал он. – АНГЕЛ, вот кто она была…

– Да-да, – ответила я раздраженно, и он снова принялся петь гимны.

– СЛУШАЙ, КАК ПОЮТ АНГЕЛЫ, НЕСЯ БЛАГУЮ ВЕСТЬ…

Хватит с меня. Я больше не могла это выносить, а бродяга даже и не думал уходить, поэтому пришлось уйти мне. Лучше подождать автобуса на следующей остановке. И пока я шла, шлепая по грязи, растекшейся по треснувшим плитам тротуара, перед моим мысленным взором опять возник Довольно Успешный. Интересно, с ним когда-нибудь такое случалось? Сколько денег он дал бы бродяге? Где он проводит Рождество? Уж во всяком случае не дома с родителями, как я. Наверное, с той красивой девушкой, с которой я видела его в «Ритце». С девушкой, которая добродушно хохотала над глупой открыткой, которую я послала из клуба «Мед». Может быть, он повез ее кататься на лыжах. Или куда-нибудь, где зимой тепло, скажем в Тунис или в Испанию. Или на Барбадос.

Я терзалась такими мыслями, проклинала себя за то, что не взяла мобильник, и не заметила, как оказалась рядом со зданием «Рейдио Ренталз».[87]Длинный ряд телеэкранов мерцал в витрине – и все показывали разные каналы. Джейд Джевел на натурных съемках где-то в экзотическом месте – интересно где? Похоже на Кейп-Код. Рядом Дэвид Димблби машет листком с вопросами перед лицами сидевших в студии зрителей, поглядывая на них через пенсне, – «Время запросов» было в самом разгаре. А на пятом канале Барбра Стрейзанд в «Хелло, Долли». Еще дальше – Тревор Мак-Дональд в «Новостях в десять» представляет какой-то репортаж… и вдруг – боже мой, неужели? – это же Манго Браун из… откуда на этот раз? Лондон. Кингсуэй. Через весь экран вспыхнуло «С места событий». Он стоял с группой бездомных, ожидавших тарелки супа, который им раздавали из приспособленного для этой цели фургона для мороженого. И Манго брал интервью, держа большой микрофон под их небритыми подбородками, а бродяги дрожали на сыром холодном воздухе. А потом камера двинулась следом за ним, когда он направился к фургону, и крупным планом показали мужчину в толстом полупальто, который разливал суп, и… у меня перехватило дух. Что? Что такое? Почему я об этом не знала? Почему же я не знала, что он этим занимается? Сердце колотилось в груди. Почему я не знала, что Довольно Успешный помогает бездомным? Я прижалась лицом к витрине, но, конечно, не смогла услышать ни слова. О чем он говорит? Я отчаянно хотела услышать. Я вытерла капли дождя со стекла и попыталась прочитать по губам. Но у меня ничего не вышло. Однако я не могла не заметить, что Манго ему неприятен, потому что, когда тот повернулся к камере, вид у него был смущенный, и я заметила, что он подает знак окончания передачи. Тут я смогла прочитать по его губам: «Это был Манго Браун. Для Ай-ти-эн. Из Центрального Лондона». И снова на экране появился Тревор Мак-Дональд.