Книга Смерть умеет улыбаться - Ника Шахова

Вспомнила даже то, чего никогда не знала. К примеру, таблицу умножения, начиная с шестерки, и второй закон термодинамики. Или это первый... Или второй? Или одно из двух.

Справедливости ради надо отметить, что персонал больницы обращался со мной как с писаной торбой - не знал, чем и как ублажить. Я было подумала,

что с медицинским обслуживанием случилось что-то сногсшибательное. Ну рынок, реформы и все такое... Оказалось, что не реформы и не рынок. Ларчик открывался совсем с другой стороны. Ясноглазая сестричка Алена, взяв с меня три обещания не проболтаться, рассказала шепотом, опасливо посматривая на дверь, что сестра главврача, пропавшая без вести четыре месяца назад, была возвращена из Акрополя в лоно семьи. Она уверяет, что сделала это я. Начнем с того, что не я, а Паша. Я направилась в противоположную сторону, это Паша притащила меня к бараку, но все лавры достались мне одной. Нет справедливости на свете. Причем лавры в моем случае имели осязаемое выражение: мне выделили отдельную палату, выдали персональный, хоть и старенький телевизор, меняли белье - внимание! - каждый день (я думала, такого не бывает) и тайком от остальных подкармливали.

Но Нюсю это не останавливало. Четыре раза в день с точностью до минуты она снабжала меня диетическим питанием - творожками, кашками и прочей лабудой, а мне хотелось настоящего бифштекса с кровью. Странно, раньше я предпочитала хорошо прожаренное мясо.

Два раза приходил следователь снять показания и рассказывал, что лагерь закрыт, сейчас там работает целая группа криминалистов. Неожиданно акропольское дело приобрело широкую огласку, о нем раструбили газеты, и сам генеральный прокурор снизошел до того, что взял его под свой личный контроль. Впрочем, генеральные приходят и уходят, периодически на них самих заводят дела. Так что... О каком контроле может идти речь, когда надо готовить запасные аэродромы и бункеры?.. Чисто по-человечески их можно понять, если поднатужиться.

Поскольку врачебные предписания отскакивали от следователя как то самое от танковой брони, беседы с ним стали единственной отдушиной в скудной на впечатления больничной жизни. Докатилась, ексель-моксель. Дальше падать некуда. Пора к монашкам. Чувствую, что заждались, родимые. Только одно обстоятельство способно свести жирное пятно с моей погубленной репутации: я не была ни в здравой памяти, ни в твердом рассудке. Я вообще не была. То есть была, но как будто и не была. Врач засвидетельствует, если потребуется.

Так вот, Хмурый подтвердил мои опасения, что трудовая коммуна - не более, чем ловкое прикрытие.

Забыв о прежних обидах, я обратила его внимание на козлов и рассказала, при каких обстоятельствах сталкивалась с ними раньше.

Оказалось, что следователь и без козлов все понял. Николаша сдал ему всех отловленных акропольцев, а Кшысь - уцелевшую часть акропольского архива, благодаря которому были установлены особо изворотливые субъекты, счастливо миновавшие построение возле флагштока. В результате Хмурый был увешан свидетелями, пострадавшими и подозреваемыми, как персидская княжна шелками и жемчугами. Они (свидетели) поведали много чего интересного. Подобревший от обилия показаний и неопровержимых улик Хмурый благоразумно отстал от

Макса и даже - о! - поделился со мной кое-какими фактами и соображениями.

Из благодарности за то, что большую часть их работы сделала я, мог бы рассказать, конечно, и побольше, но, что поделаешь с этими мужчинами, пришлось, как всегда, довольствоваться малым и забыть о гипотетической благодарности. Это поначалу кажется несправедливым и невыполнимым, но к тридцати годам привыкаешь.

Мне удалось вытянуть из Хмурого следующее: секту имени трудовой коммуны придумал некто Пан, личность абсолютно темная и глубоко законспирированная. Кто таков, откуда - не известно, но следователь не теряет надежды. Ну-ну, поживем - увидим...

Напуская спиритического тумана, Ванда заманивала доверчивых новобранцев, которые затем поступали в полное распоряжение Гоута. Хорошо, хоть этих двух субчиков удалось задержать: присмиревшего Гоута сдал

Николаша, а вскоре и мадам Ванду вытащили под белые рученьки из тепленькой постельки. Но я снова забежала вперед, так никуда не годится, попробую изложить с начала, по порядку и внятно.

Попробовать - оно можно, правда, результатов я не гарантирую.

Итак, в самом начале коммуна пополнялась исключительно за счет добровольцев. Мало ли на свете слабых, неуверенных людей, которые пойдут за любым, кто их позовет, кто даст им цель и подобие надежды.

Давно им никто ничего не давал, а сами они взять были не в состоянии.

Эти люди, многократно кинутые государством, оказавшиеся запертыми в родном городке, как в ловушке, без стабильной работы, социальных гарантий и понимания, что происходит вокруг, без веры и воли, без уличного освещения, в конце концов, и прочих привычных благ цивилизации, зато с полной свободой - иди с глаз долой куда хочешь: хочешь, направо - в огороды, хочешь - налево, к Тьмаке, а хочешь - сиди себе дома, пей горькую, плюй в потолок да гоняй тараканов по стенам, и некому им поплакаться в жилетку, вокруг такие же брошенные и кинутые, а до президента не доплачешься, так вот эти люди легко поддались на искушения, которые предлагала Ванда, в виде принципиально иных условий жизни: без свобод, со скудной, зато гарантированной пайкой, одинаковой робой, чтобы не плодить зависть, и общинностью. Словом, добро пожаловать в прошлое, дорогие товарищи.

Мошенникам не пришлось изобретать давно изобретенный велосипед. Все это: и пайка, и роба, и общинность, - у нас уже было, однако история - плохой учитель, она вообще не учитель. И не доктор.

Но это лишь внешняя сторона дела, а по существу "Акрополь" являлся фабрикой средних размеров по изыманию кошельков у не в меру доверчивых граждан. Попадая в коммуну, адепты официально отказывались от всего недвижимого и движимого имущества в пользу преступной троицы - Пана, Гоута и Ванды. Адептов заверяли, что все свое они получат назад, как только надумают вернуться к прежней жизни, да только ни один из них не вернулся - не дали. То есть двери коммуны открывались только в одну сторону, на вход.

Когда поток добровольцев пошел на спад, главари секты, почувствовавшие к тому моменту полную безнаказанность, стали ипользовать гипноз, шантаж и другие примочки, чтобы постоянно пополнять число подданных, а за их счет - свои кубышки. Я думаю, что преступники собирались выжать из Озерска все, что можно, и быстро свалить подальше, куда-нибудь на Лазурное побережье.

Со временем некоторые коммунары прозревали, разочаровывались, бунтовали и в итоге, как Павел, оказывались в бараке с парашей на полу, а кое-кто отправлялся на кладбище, но многие избежали этой участи - как-то приспособились, найдя удобоваримый компромисс с совестью, гордостью и честью. Были и такие, кто с удовольствием втянулся в предложенные обстоятельства. Например, конь, о котором рассказывал Павел.

Но и это еще не все. Мошенники внушали своей уставшей от разочарований пастве, что мир изначально устроен не правильно, поскольку населен не теми богами и обременен невыполнимыми заповедями. "Очистим мир, освободимся сами и встретим нового Миссию," - говорили они.