Книга Пламя любви - Патриция Филлипс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Позвольте проводить вас в вашу комнату, — предложил Родриго после продолжительного молчания.
Рыдания Элинор стихли, она сидела оцепеневшая и опустошенная.
— Благодарю вас, дон Родриго, вы очень добры.
На следующее утро, двинувшись в путь, они практически не разговаривали. Родриго не представлял себе, что сказать убитой горем женщине, и решил дать ей время свыкнуться с потерей. Может, тогда она согласится принять его утешения.
Жизнь для Элинор потеряла всякий смысл, мечты испарились под солнечным небом Андалузии. И все же, несмотря на душевную боль и доводы рассудка, ее не покидала призрачная надежда. Джордан не мог умереть! Наступит день, и они встретятся вновь.
Путешествие казалось бесконечным. Дон Родриго раздобыл для Элинор крытые носилки со шторками. Теперь она могла откинуться на мягкие подушки, однако удобство было относительным, учитывая тряску на разбитых дорогах, петлявших вверх-вниз по горам. Душевная боль стала постоянным спутником Элинор, пока она ехала в неизвестность, вновь и вновь переживая драгоценные минуты, проведенные с Джорданом.
Дон Родриго по-прежнему уклонялся от ответа о конечной цели их путешествия. Лишь заметил, что ввиду нарастающей напряженности в отношениях между доном Педро и его сводным братом ей лучше отплыть из Кадиса. Элинор не возражала.
Несколько дней они провели в Кордове. На прямой вопрос Элинор, не в Севилью ли они держат путь, дон Родриго неопределенно ответил, что вначале необходимо выяснить, насколько безопасны дороги. Покинув Кордову, они пересекли полноводную реку Гвадалквивир, отделявшую Андалузию от остальной Испании. Солнце здесь жгло немилосердно, а земли, простиравшиеся за пределами плодородной речной долины, казались заброшенными и безлюдными. Ночью лагерь тщательно охранялся. Возросшая бдительность дона Родриго встревожила Элинор.
— Вы опасаетесь нападения? — спросила она однажды вечером, когда они поужинали тушеным кроликом у лагерного костра. Днем в предгорье стояла изнуряющая жара, а ночи были холодными, и огонь приятно согревал.
— В этих краях нужно быть начеку. Многие племена никому не подчиняются и промышляют тем, что грабят путешественников. Я не могу допустить, чтобы с вами что-нибудь случилось.
— Долго ли нам еще ехать? Такое впечатление, что Испания бесконечна. Мне кажется, мы уже несколько месяцев в пути. Дон Родриго рассмеялся и сочувственно похлопал женщину по руке:
— Сожалею, что вам приходится терпеть все эти неудобства. К счастью, мы уже близки к цели.
— А Севилья красивее, чем Бургос? — спросила Элинор спустя некоторое время, надеясь хитростью выпытать у него интересующие ее сведения.
— Пожалуй. Я, во всяком случае, предпочитаю Севилью, — с улыбкой отозвался дон Родриго и, собрав посуду, вручил ее повару. — Наденьте плащ. Не мешает размять ноги после дневной скачки.
Элинор охотно согласилась. После нескольких недель пути она чувствовала себя такой грязной, что провожала тоскливым взглядом каждый горный ручей, испытывая острое желание искупаться. Признайся она в этом дону Родриго, возможно, он организовал бы ей купание, но Элинор стеснялась затрагивать эту тему.
Они остановились на скалистом уступе, нависавшем над бурным потоком.
— Элинор, каковы ваши планы? — внезапно спросил дон Родриго.
— Вернусь в Англию. Там мой дом.
— Но вы теперь вдова. И де Вера тоже нет, — добавил он после некоторого колебания.
У Элинор перехватило дыхание. Сердечная рана заживала медленно, и она по-прежнему испытывала боль при мысли о Джордане.
— Элинор… выходите за меня замуж, — вырвалось у дона Родриго, но он тут же прикусил губу, кляня себя за несдержанность.
Элинор ушам своим не верила.
— Вы очень добры, дон Родриго, я польщена…
— Но не хотите, чтобы я стал вашим мужем.
— Мне не нужен муж.
Они стояли на узкой полоске травы, и хотя ни один из них не сделал ни шага, оба хотели бы оказаться за тысячу миль от этого места.
— Мне нелегко с этим смириться, — признался дон Родриго. — Вы так прекрасны и так недосягаемы. Элинор, дорогая, я преклоняюсь перед вами. Дайте мне хоть какую-нибудь надежду.
— Не могу.
— Неужели я вам настолько неприятен?
— О нет, дон Родриго. Просто мое сердце все еще принадлежит…
— Покойнику, — жестоко закончил он. — Когда вы перестанете жить прошлым? Не уйдете же вы в монастырь только потому, что он мертв?
— Может, и уйду, — уронила Элинор.
— Мужчина, которого вы не можете забыть, не собирался хранить вам верность.
— Откуда вы знаете?
— Поверьте, знаю. Он взял мавританку в любовницы.
— Это ложь!
— Вы слишком доверчивы. Уверяю вас, ни один мужчина не станет жить монахом, если у него есть выбор. Эта женщина спала в его палатке во время рейда на юг Испании. В его отряде все об этом знали. Возможно, были и другие красотки, но лично я могу поручиться только за мавританку.
— Если вы хотели причинить мне боль, вам это удалось.
— Я хочу, чтобы вы поняли, что ваш кумир — всего лишь мужчина, а не божество!
— И вы полагаете, что теперь я упаду в ваши объятия?
— Вовсе нет. Я надеялся, что это уменьшит вашу тоску по де Веру.
Он сердито зашагал прочь. Элинор медлила, не желая следовать за ним, но место было слишком уединенным и она не чувствовала себя в безопасности.
— Подождите! — крикнула она, бросившись следом за ним по неровной тропинке, сбегавшей вниз по крутому склону. Споткнувшись о камень, она упала прямо в объятия дона Родриго.
Элинор тяжело дышала, сердце бешено колотилось. Дон Родриго превратно истолковал ее испуг, подумав, что Элинор взволнована этой неожиданной близостью.
— Элинор, — пылко выдохнул он, склонившись к ее лицу, — я люблю вас больше жизни. — И прильнул к ее губам.
Элинор, как ни странно, не питала к дону Родриго отвращения.
— Скажите, что будете моей, — настойчиво произнес он.
— Прошу вас, не надо. — Она попыталась отстраниться, но ощутила за спиной каменную преграду.
Он выпустил ее из объятий и теперь опирался руками о скалу по обе стороны от девушки, так что она оказалась в ловушке.
Его смуглое лицо было совсем близко, темные глаза сверкали, но Элинор твердо встретила его обжигающий взгляд.
— Единственное, что мне остается, дон Родриго, — это полагаться на вашу честь.
Ее слова привели испанца в ярость. Сжав кулаки, он прорычал:
— Здесь не Кастилия и представления о чести совсем другие, донья!
— Вы обещали защищать меня. И я вам поверила.