Книга Ястреб и голубка - Вирджиния Хенли

— Он… мы… Мы должны отдать больше восьми тысяч фунтов, а у меня даже нет средств, чтобы его похоронить.

Сабби придвинула свое кресло к постели.

— Отец вам поможет.

Франсес горько рассмеялась:

— Здоровье моего отца с каждым днем ухудшается: его гложут постоянные мысли о деньгах. Он увяз в долгах уже много лет назад. Со своими шпионами он рассчитывается из собственного кармана, а то, что ему платит королева, — это жалкая подачка. Дворец Уолсингэмов заложен со всем своим содержимым, от погребов до чердака… а тем временем королева ест с золотых тарелок и каждый день надевает новое платье с новой грудой драгоценностей!

Сабби задумчиво промолвила:

— Это урок для всех нас… если мы сумеем его усвоить. Я теперь знаю, как понимать слова «Золотое правило». Они означают: «Золото правит».

— Как это верно! Можете мне поверить, я усвою этот урок. В следующий раз я выйду замуж ради денег!

Сабби осторожно поинтересовалась:

— А вы любили мужа, Франсес?

Смуглая вдовушка помолчала в нерешительности, а потом созналась:

— Нет, это не был брак по любви. Обо всем сговорились наши родители, и, по-моему, королева тоже приложила к этому руку. Филипп был поэтом, мечтателем… он совсем не был создан для войны.

— Может быть, королева позаботится о расходах на погребение? Его же похоронят в усыпальнице собора Святого Павла, правда?

— Королева!.. — вскипела Франсес, залпом допив вино и протянув кубок Сабби, чтобы та вновь его наполнила. — Филипп погиб, сражаясь за нее, но она — самое неблагодарное создание на земле! Вы знаете, когда она была еще совсем молодой, она заболела оспой, и из всех ее дам при ней осталась только мать Филиппа, леди Мэри Сидней. Она так самоотверженно, днем и ночью, ухаживала за Елизаветой, пока та не поправилась! Королеве повезло, оспинки остались только у нее на шее, и она может прятать их под воротником. А моей бедной, милой свекрови такого счастья не выпало. Она заразилась оспой от Елизаветы и была обезображена так сильно, что теперь постоянно носит вуаль и не показывается в обществе. Для леди Сидней выделили какой-то жалкий закуток на чердаке Хэмптон-Корта, и ей предписано держаться от королевы на расстоянии, поскольку Бесс, видите ли, не выносит ни уродства, ни болезни, ни отметин, оставленных недугом! Можете мне поверить, Сабби, королева никогда не дает, она только берет!

Сабби доверительно сообщила:

— Я украла один из ее драгоценнейших призовых трофеев. — Она закатила глаза вверх, давая понять, что речь идет о Боге Морей, сейчас находящемся на палубе, у них над головой. — Почему бы и вам не последовать моему примеру?

— Я буду в трауре, уеду в глушь, на отцовскую ферму в Суррее. Это единственное место, где для меня и для моего ребенка найдется крыша над головой. — Внезапно она задумалась и с пробудившимся интересом взглянула на Сабби. — А кто сейчас самый завидный жених в Англии?

Сабби задумалась не долее чем на мгновение.

— Эссекс, вероятно, — засмеявшись, ответила она.

— Простите меня, Сабби. Это все из-за вина. Стыдно вести такие речи, когда тело моего бедного мужа еще не предано земле…

Но как это было бы замечательно — освободиться от гнета денежных забот! — вздохнув, закончила она.

Воспользовавшись сведениями, полученными от О'Нила и из других источников, Уолсингэм подстроил ловушку для Марии Стюарт, королевы Шотландской, опутав ее паутиной заговора Бэйбингтона, хотя все считали, что она пребывает в заключении, под надежной охраной. Он трудился днем и ночью, собирая улики, так чтобы этого было достаточно для предания ее суду. Однако Елизавета пришла в ярость, и его триумф обернулся крахом.

Смерть зятя, чьи просроченные долги перешли к нему по наследству, оказалась последним ударом, окончательно подорвавшим его здоровье.

Уолсингэм не смог встретить дочь в Харидже, где Хокхерст бросил якорь, и Сабби пришлось отвезти Франсес в Суррей на барке, которую купил ей Шейн. Таким образом, Франсес вернулась на родину, но, вместо того чтобы найти здесь могущественную семью, где она обрела бы опору в тяжелые для нее дни, она оказалась перед лицом необходимости самой послужить опорой для отца, чьи силы таяли с каждым днем, и принять на свои плечи весь груз бесчисленных долгов.

Глава 16

Сабби узнала, что двор уже переехал в Уайтхолл, где, согласно прежним замыслам, должен был открыться блистательный зимний сезон, но все радужные надежды рассыпались в прах. Жизнь при дворе превратилась в тяжкий кошмар. Словно какая-то темная пелена нависала над дворцом. Люди бродили с постными лицами, в тусклых унылых одеждах, ступали осторожно, следили за каждым своим движением, чтобы ненароком не попасться под горячую руку государыне и не привести ее в еще большее раздражение.

Она приказала Лестеру и еще двум вельможам высокого ранга — Фульк-Гревилю и Блаунту — вернуться в Англию и сократить численность их войск в Голландии. Лестер наотрез отказался, доказывая ей, что на это потребуется не менее полугода. Хокхерсту пришлось взять на себя доставку в Англию этих неприятных депеш, равно как и воззваний от голландских посланников с просьбами об оказании более действенной поддержки.

Королева Англии исходила лютой яростью, обращенной против Уолсингэма, за то, что он довел дело до суда над Марией Стюарт; суд, как и следовало ожидать, вынес смертный приговор, и шотландская королева сложила голову на плахе. Елизавета же хотела, чтобы ее избавили от Марии без особого шума, не прибегая к публичной казни! Сыну Марии, Джеймсу, предстояло воцариться в Шотландии, и Уолсингэм, опасаясь вторжения с севера, советовал подкупить его щедрой мерой золота.

Все новости были одна хуже другой. Строительство Непобедимой армады испанского короля Филиппа подходило к концу; весной этот флот должен был выступить на завоевание Англии, имея в своем составе больше кораблей, чем когда-либо удавалось собрать для битвы.

Пытаясь возродить былой блеск и торжественность традиционной церемонии открытия парламента, Елизавета назначила нового лорда-канцлера: им стал сэр Кристофер Хаттон.

Кроме того, не выдержав характера и желая вернуть себе нежные улыбки Эссекса, она пошла на уступки и возвела его в сан граф-маршала Англии, чтобы он получил право первенства по отношению к старому лорд-адмиралу, которому недавно был пожалован титул граф Ноттингэма.

Открытие парламента позволило народу лицезреть королеву во всем монаршем блеске.

Первыми шествовали бароны, графы и кавалеры ордена Подвязки; за ними следовал стареющий Сесил, а на шаг сзади — его сын Роберт. Далее выступал новоиспеченный лорд-канцлер, несущий государственные печати Англии и сопровождаемый двумя оруженосцами: один нес королевский скипетр, а другой — Меч Державы в алых ножнах, украшенных золотыми геральдическими лилиями. Звуки труб возвестили о прибытии королевы. Аура всепобеждающей верховной власти окружала ее, и каждый из собравшихся преклонил перед ней колено.