Книга Роковое зелье - Елена Арсеньева

– Ф-фу! – Алексей Григорьевич шутливопередернулся. – Ну и имечко! Да с одного только имени челюсти сводит,словно с кислой капусты!

Екатерина неприметно проглотила тягучую слюну. Не следбатюшке про кислую капусту упоминать, ох, не след… Нынче ее позывает на рвотудаже не с запаха пищи, а уже от одного названия ее. Вдобавок в комнате накурено– воистину, хоть топор вешай, дышать нечем, голова разламывается от духоты. Онаприжала пальцы к вискам, но перехватила взгляд Петра и успела превратитьстрадальческую гримасу в томную полуулыбку.

Зря, между прочим, старалась. Мальчишка ее просто не видел,глаза его так и норовили переместиться за спину Екатерины, где обычно тихосидела в уголке за вышиваньем Даша. Однако сегодня уголок был пуст, и юное лицоПетра приняло разочарованное выражение.

Екатерина вскинула руку, как бы поправляя выбившуюся прядь,и спрятала жесткую улыбку. Ничего, привыкай к тому, что Дашку ты больше неувидишь… нет, увидишь только раз – и довольно. Этот случай канет в безднызабвения, наутро ты даже думать забудешь о том, где и когда ее видел. Решишь:во сне… И на этом в романтической склонности императора Петра к деревенщинеДашке будет поставлена огромная жирная точка. И Дашке тоже придетсяраспроститься со своими честолюбивыми планами, которые она намереваласьосуществить за счет Екатерины Долгорукой и, в полном смысле этого слова, за ееспиной!

Княжна не сомневалась: эта лицемерка только делала вид,будто ей ни до чего нет дела, а сама меж тем украдкой строила куры государю.Екатерина частенько видела ее нежную, задумчивую полуулыбку, взор, устремленныйкак бы в никуда и затянутый мечтательный дымкой, – улыбку и взор, от которыхмолодой государь шалел и ярился, словно жеребчик возле молоденькой кобылки, ккоторой не смеет подойти. За последние несколько дней Екатерина беспрестаннонаблюдала за Дашей и Петром, втихомолку недоумевая, кому это такому незримомуДашка так сладко улыбается, когда рядом как-никак император всея Руси.

Екатерина успела забыть о том времени, когда она сама незамечала этого голенастого мальчишку, потому что сердцем ее всецело владелМиллесимо. Сейчас образ его отодвинулся в такие туманные дали, что иной раз проходилдень и другой, а она ни разу не вспоминала о бывшем возлюбленном, без которогопрежде, чудилось, жить не могла. Но она была настолько поглощена своей новой,великой, великолепной целью, что на большее ее просто не хватало. Дажебеременность, причиной которой был Миллесимо, казалась чем-то отдельным отнего, принадлежала всецело ей, Екатерине, и сознание, что она, быть может,носит во чреве своем будущего наследника русского престола, опьяняло еепокрепче мозельского, до которого чрезвычайно охоч был Петр, поглощая его вогромных количествах, пока не упивался допьяна, и принуждая пить сотрапезников.

Впрочем, не исключено, что родится все-таки дочь… Ну что ж,Екатерина Вторая не будет так глупа, как Первая, и позаботится закрепить заэтой девочкой трон. Вот Елисаветкина мать сглупила, не позаботилась о такоймалости, как права родных своих дочерей, и где теперь те дочери? Старшая, Анна,принцесса Голштинская, умерла в Киле, произведя на свет сына, младшая,Елисавет, превратилась в дворцовую приживалку, меняет любовников, какпривередливый охотник – гончих псов… впрочем, уже не меняет, остановилась накрасавце Шубине. Екатерина давно не видела великую княжну, но, ходят слухи, всвоем дворце Елисаветка затворилась не от любви к уединению, а оттого, что животее уже всем виден.

Екатерина подумала, что видно бывает уже на исходечетвертого месяца. Ну, при хорошем корсете можно протянуть до шестого, а тамбрюхо распухнет, как на дрожжах, и только ленивый (вернее, ленивая, потому чток таким тонкостям особенно внимательны именно женщины) не начнет прикидывать исопоставлять сроки. К этому времени Петр должен быть стреножен так крепко,чтобы и мысли крамольной, сомнительной в его глупую головенку не закралось!

Сегодня. Совсем скоро. Это случится нынче ночью. Ну, Господи,помилуй и спаси!

Она встряхнулась, возвращаясь из мира своих опасных мечтанийв эту прокуренную, душную залу, и снова услышала голос отца:

– Знаю, знаю: Вратиславу, конечно, любо было бы, чтобкакая-то там родственница его императора воссела на русский престол. Но ты сампосуди, Петруша, ваше величество, – убеждал князь Алексей Григорьевич,невинно путая обращение на «ты» и на «вы», что у него в последнее время началовходить в привычку, – ты сам посуди: коли имечко у этой дамы такое кислое,аж челюсти сводит, какова же она сама должна быть? Бр-р! Нет уж, по мне, лучшеучиться на чужих ошибках, а своих не совершать. Кабы твой батюшка, царевичАлексей Петрович, не был женат на иностранке, кабы не был он через свою жену всвязи с иноземными дворами, кабы не вбивали те иноземцы клин промеж ним игосударем Петром Первым, глядишь, бедный Алексей Петрович не прогневил бы таквенценосного родителя и по сю пору был бы жив.

Екатерина вперила глаза в вышитую скатерть, делая вид, что снеобычайным вниманием разглядывает узор. Конечно, только в таком пьянющемсостоянии, в каком пребывает Петр, можно пропустить мимо ушей откровеннуюнесуразицу, которая заключена в словах князя Долгорукого. Скажем, если быАлексей Петрович не был ненавидим своим отцом, вполне возможно, именно он бысейчас царствовал, а уж никак не Петр. И самое-то главное: не женись Алексей наШарлотте Вольфенбюттельской, нынешний император просто-напросто не родился бы.

– Каково добро было в старинные времена, когда государинаши брали себе невест из древнейших русских фамилий! Первой супругою пращуратвоего, Михаила Федоровича Романова, была княжна Мария Владимировна Долгорукая.Из нашего рода! Вон еще когда тропинка была натоптана!

Екатерина вскинула брови, осуждающе качнула головой. Нузачем же этак-то – прямо в лоб? Похитрее надо! Право, отец, при всей своейизощренности, порою ломит к цели через кусты и буреломы, словно какой-томедведь, только что вставший из берлоги и еще не вполне проснувшийся. Ну, такойуж он человек. Еще в августе архиепископ Ростовский, большой приверженецДолгоруких, действуя по прямому наущению князя Алексея Григорьевича, внес вСиноде предложение: издать новый закон, впредь настрого воспрещающий русскимвступать в браки с иностранными подданными или лицами другого вероисповедания,ну а всех, кто вступил в такие браки до издания сего закона, развести насильно.Члены Синода уже готовы были подписать этот закон, да страшно воспротивился самархиепископ Новгородский Феофан Прокопович, опирающийся на барона АндреяИвановича Остермана, на Карла-Густава Левенвольде, любимчика покойной великойкняжны Натальи Алексеевны, и других немцев, которые при принятии этогоузаконения становились фактически париями. Это как же вообразить, чтобыОстерман развелся со своей супругой и утратил поддержку родовитых Стрешневых?!