Книга Волчья ягода - Ольга Егорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но как? Как ты об этом узнала?
– Я видела ту самую половинку раковины… Другую половинку. У Арсения есть сын, Федор. Эта половинка была у него. Он сказал, что она досталась ему от деда… Ну что ты так смотришь? С тем дедом, который со стороны матери, он вообще не общается. Вот и получается, что…
– Подожди, Майка. Не торопись. Расскажи мне все по порядку…
– Да что рассказывать-то? Разве такое расскажешь? Тебе ли не знать, как это бывает… Как это бывает, когда смотришь на человека и понимаешь, что без этого человека ты жить не сможешь… Дышать не сможешь… И тут вдруг такое…
– А он?
– Что – он?
– Он без тебя тоже не мог… дышать?
– Да какая разница, мог или не мог! – вспылила Майя. – Ну скажи, какая теперь разница?!
Некоторое время они молчали, глядя друг на друга, и Майя чувствовала, что сейчас расплачется от обиды. Нет, не таким она представляла себе этот разговор…
– Большая разница, – наконец услышала она голос матери. Тихий, едва различимый сквозь близкий шум набегающих волн, и почти незнакомый. – Понимаешь, все дело в том, что сына твоего отца… зовут совсем не Арсений.
– Как это… Как это – не Арсений?
– А так. Не Арсений. Его зовут Дмитрий. Дмитрий Жидков. А другого сына, насколько я знаю, у него никогда не было…
Теплый луч скользнул на подушку из приоткрытого окна и замер на ней крошечным солнечным зайчиком. Сквозь некрепкий утренний сон Майя почувствовала, как он прикоснулся к щеке, и открыла глаза.
Октябрь выдался теплым, сухим и светлым. Бархатный сезон в Ялте затянулся, море до сих пор было теплым и синим. Зеленые кипарисы за окном казались живыми персонажами из сказки, и даже не верилось, что где-то там, в средней полосе России, листья на деревьях пожелтевшие, что холодный ветер срывает их, бросая на мокрую, залитую осенними дождями землю.
Наверное, она уже никогда туда не вернется.
Так и останется жить в Ялте, у моря, вместе с мамой и с Яськой.
В этот солнечный октябрьский день Яське, самому главному человеку в жизни, исполнилось ровно пять дней. Сейчас уже трудно было даже представить себе, что пять дней назад Яськи не было, а был только «живот», с которым Майя привыкла разговаривать.
Теперь живота не было. Зато была Яська, которая лежала рядом, в собственной кроватке, и мирно спала, изредка хмурясь во сне и чему-то неясно улыбаясь.
Первое время Майя все никак не могла привыкнуть к тому, что в животе теперь никто не шевелится. Иногда даже пугалась, забывая о том, что живот ее перестал быть домом для Яськи и превратился теперь в обыкновенный живот, точно такой же, как у всех людей, и нет в нем больше ничего, кроме банальных человеческих внутренностей.
Даже как-то грустно от этого было и немного жалко свой живот, который стал теперь совершенно обыкновенным и с которым уже нельзя было разговаривать. Грустно, но в то же время и радостно, потому что теперь она могла разговаривать с Яськой непосредственно, могла видеть ее и держать на руках.
И это такое счастье, которое даже представить себе раньше было невозможно.
По ночам Яська, оказавшаяся, по всей видимости, уникальным ребенком, спокойно спала и ни разу не просыпалась. Только ближе к утру, часам к шести, начинала тихонько кряхтеть в своей кровати, требуя, чтоб ее покормили.
Прижимая к себе по утрам сонную и теплую, завернутую в пеленки кряхтящую Яську, Майя чувствовала, что соскучилась по Яське так, как будто не видела ее по меньшей мере целый месяц.
Яська родилась длинноволосой брюнеткой. Волосы были – хоть сейчас косу заплетай. Глаза – пока еще мутного младенческого цвета – обещали вскоре потемнеть и превратиться в цыганские очи. Она уже сейчас была настоящей красавицей. И родилась совсем не красной и не сморщенной, какими рождаются большинство детей. Даже врачи и акушерки заметили это. Хотя, Майя подозревала, что врачи и акушерки каждой мамочке сообщали, что дочка у нее родилась необыкновенной красавицей и что таких красавиц за все время своей работы они и не припомнят.
Над мутными Яськиными глазками были аккуратно нарисованы две темненькие бровки – не черные пока еще, но и не белесые, как у остальных малышей, которых довелось Майе увидеть в родильном отделении. И ресницы у Яськи были темнее и длиннее, чем у остальных.
В общем, девочка оказалась красавицей и умницей. Просто необыкновенным, уникальным ребенком…
Правда, сама она еще пока об этом не знала.
Яська стала Яськой четыре дня назад, а до этого целые сутки жила на свете безымянным ребенком. На следующий день после родов Майя и Анна Андреевна устроили небольшой семейный совет по мобильному телефону, на котором единогласно решили, что это имя девочке прекрасно подойдет. Имя предложила мама, и Майя сразу согласилась, потому что оно ей очень понравилось.
Этот пятый день в родильном доме был последним. Девочка родилась абсолютно здоровой, доношенной, без всяких патологий, поэтому никаких причин задерживаться в больнице не было. Да и сама Майя чувствовала себя прекрасно, очень быстро, буквально на следующий день, оправившись от родов, которые, кстати, оказались для нее не таким уж и страшным испытанием, как она себе это представляла.
Да, боль была, но вполне терпимая, и она даже не закричала ни разу. А уже потом, когда крошечную Яську на несколько секунд приложили к ее груди, она удивленно спросила у акушерки:
– И это – все?
Акушерка в ответ улыбнулась и сказала что-то насчет болевого порога, который у Майи оказался низким.
Или, наоборот, высоким?
Она сейчас уже не помнила.
А вот эту первую секунду, когда приложили к ее груди крохотную Яську, и слова врача: «Ну вот и все, у вас девочка!» – точно знала, что запомнит на долгие годы.
На всю оставшуюся жизнь.
Сейчас Яська спала, но уже начинала потихоньку ворочаться во сне и покряхтывать, выказывая первые признаки голода.
Поднявшись со своей постели, Майя склонилась над кроваткой и принялась разглядывать дочку. Глядя на крохотное личико, не верилось, что когда-нибудь Яська вырастет, превратится во взрослую девушку, в женщину. Станет когда-нибудь матерью, приобретет профессию – будет, например, врачом или адвокатом. А может быть, архитектором.
Словно почувствовав ее взгляд, Яська закряхтела громче, наморщила крохотный лоб и слабенько запищала.
– Ну иди сюда, мой золотой архитектор, – улыбнулась Майя, поднимая ее из кроватки. – Мой самый голодный на свете будущий адвокат… И пеленки у адвоката мокрые, вот беда-то… Ну ничего, сейчас мы тебе пеленки поменяем, будешь опять сухой…
Она развернула Яську, которая сразу же забрыкала ножками, замахала крохотными ручками и запищала еще громче тоненьким голоском. Не удержавшись, поцеловала ее в одну пятку, потом в другую, припомнила глупую примету о том, что нельзя целовать младенцев в пятки, засмеялась и снова эти пятки расцеловала.
