Книга Томление (Sehsucht), или Смерть в Висбадене - Владислав Дорофеев

Как же она меня умучила. Умучила беспрестанная мысль о ней, не покидающее видение ее взгляда, лукавого и невинного, но и истошно изощренного. Ничего не требующая мысль, собственно, ничего не путающая, но и неотступная, не оставляющая меня ни на секунду. Я должен, я должен, я должен сделать, сделать, сделать для нее все, что могу. А она ничего не просит, она просто сидит за центральным столом напротив входа и курит, и смотрит невидящим взглядом перед собой, такая ожидаемая, узнаваемая, и волнующая мои мысли, мою душу, я бы сказал, мой дух, но не сердце. Образ ее вызывает во мне христианское чувство сострадания, взывает к моему христианскому долгу.

Правда!

Я сам не мог в это чувство поверить. Поскольку было это чувство излишне книжным, почти театральным.

Но это так. Я почувствовал себя христианином по отношению к ней.

Господи! Какая умница! Думал я. Нервно меряя равнину сна. И нет никакого противоречия. Совсем. Один сон сменял другой. Сны слились воедино. Глаз уже не различал границы снов. Не различал.

Сегодня она могла быть похоронена. Она бы погибла в автокатастрофе. Утром сегодня ее бы отпели, а затем похоронили.

Я очень болезненно отреагировал бы на ее гибель. Сегодня весь день ходил бы и винил себя – мол, не все сделал, не все сказал, не во всем убедил, был излишне резок к нему во время обсуждения моей книжки, недостаточно настойчив во время беседы о Церкви, религии и вере. Мол, я не договорил с ней. А ведь хотел. Потому никогда не откладывай на потом свои желания в отношениях с человеком, а особенно с человеком, который нуждается в твоей помощи.

Христианская религия – вселенская религия. Христианин – это вселенский человек. Христианство – не только для решения твоих личных и близких твоих душевных и духовных проблем, задач и устройства личной жизни, но и для помощи другим людям. Христианин в значительной своей части не принадлежит себе, а принадлежит Церкви, принадлежит людям. Христианин не просто может, а обязан, должен помогать людям, спасать людей, оказывать людям максимальное содействие и помощь в спасении и осознании необходимости спасения. Должен и обязан.

Этого я не понял, не понимаю, не осознал, не осознаю до сих пор. Моя вина в этом и состоит по отношению к Нине Нины. Да.

И об этом я не успел бы Нине Нины рассказать, когда бы она ушла без времени.

Часть V. Нина Нины

Осень никак не кончается. Самый конец октября, а тепло.

Нина пришла в храм заказать панихиду о Нине. Прошел год по смерти. Сумеречно в храме, поют самодеятельные певчие, священник машет кадилом, благоухает ладан.

Она взяла две свечи по два рубля. Постояла секунду, куда подойти – к центральной иконе или к Серафиму, подошла к Серафимовой иконе, справа от алтаря. Задумалась, помолилась, попросила помочь, попросила сил и ума, поставила батюшке свечу. Пошла в центр храма, приложилась к иконе, подошла к алтарю, поставила свечу к Спасителю, испуганно сделала шаг влево и встала на мысленной центральной осевой линии, между створками царских врат.

Кожей, костьми, кажется, даже глазами она увидела вокруг себя немыслимую, а разумом услышала, распознала сверхчеловеческую силу, присутствующую в Божьем Храме.

«Почти первородная сила входит в меня, окружает меня. Что с ней делать, как ее распознать, как прибегнуть к ней; вот она эта сила, она здесь, со мною, вокруг меня, во мне – как понять ее, распознать ее, научиться к ней приникать, не пользоваться ею по своему усмотрению, а лишь благодарно приникать к ней?»

Но ведь это и есть Божья благодать! Как же она раньше этого не понимала?! Но ведь вот в чем трагедия ее родителей, их родов – они вольно пользовались Божьей благодатью в своих целях, по своему желанию, опрометчиво полагая, что вольны распоряжаться своей способностью чувствовать, распознавать и приникать к Божьей силе по своему усмотрению, в связи со своими интересами.

На полдороге мысль Нины Нины остановилась, затормозилась, как автомобиль перед неожиданно возникшим на повороте фантомом в виде поворота.

Центр храма сдвинулся.

Осевая линия храма сместилась в сторону, центральная часть храма закрутилась вокруг себя, плиты пола бесшумно разошлись, под ногами разверзлось отверстие, из которого с неотвратимой и кошмарной силой к небу выдвинулась колонна, ее кто-то подтолкнул; и вот уже Нина Нины устремилась к небу формой Серафима Саровского, молящегося на камне; вокруг кромешная тьма, она лишь чувствует невероятную скорость, с которой проносится мимо стен; она пытается коснуться шершавой поверхности – и невольно вскрикивает, потому что мгновенно стирает кожу и мясо пальца до кости; что не удивительно – время, преодоление времени всегда забирает тело; иное удивительно (это она узнает потом, спустя годы, когда вернется) – в храме никто и ничего не заметил, ни дыры в полу, ни колонны бесчинствующего синего цвета, с нечеловеческой силой несущей Нину Нины в небо, ни ее исчезновения; впрочем, вызвавший ее (или – отправивший ее), позаботился о том, чтобы изображение Нины Нины осталось стоять на месте, сохранив признаки самостоятельной жизни, а на каменные плиты пола и в центр храма легла сильная тень, заслонившая переход времени из одного состояния в иное, когда меняются местами два пространства – материальное и воображаемое, и происходит смещение времен.

Движение прекратилось. Возник свет. Изнутри, а не снаружи.

И вот уже Нина Нины находится в месте, не имеющем никаких границ и определений, в прообразе её рая. И она видит перед собой путь дальнейшего движения. Приглашение распространяется и продолжается.

Перед началом движения ей надо открыть дверь, которая встала на ее пути. Но у нее нет ключа, а дверь стеклянная, и Нина, не думая, разбивает стекло ногой, и входит в образовавшуюся рваную дыру, нога за дверью уходит в пустоту. Но она не боится, она ставит вперед в черноту пустоты ногу, и встречая основание для устойчивости, втягивает тело в дыру, перенося центр тяжести вперед, за дверь, вслед уносит вторую ногу, не видя ничего перед собой. Нина Нины идет вперед. Определенность не непременно должна быть видимой. Определенность в сердце и уме, – вот где ей место прежде всего, а не затем.

А ведь еще вчера она с ужасом думала о встрече с Господом. И вот теперь она смело идет навстречу с Богом. Суд впереди, страх позади. Почему она сюда попала так рано? Кто ее отпустил, кто позволил уйти так рано, ведь она еще не справилась со своими земными делами, со своими земными страхами и желаниями, она еще сама – как огромное, слезливое и неотвратимое желание. Но кто же ей разрешил подняться к Богу? Чем она заслужила?

Нет ответа. Слова рассыпались по разные стороны, и продолжают облетать, словно осенние листья, а падая, перемешиваются.

Только что она знала смысл всех слов, понимала или чувствовала соединения и притяжения этих слов, – и вот уже не осталось никакого навыка, уже ничего она не знает, она забыла все слова, она их не распознает, все слова потеряли свой привычный смысл. В чем новый смысл и значение слов – она не понимает, ничего не чувствует.