Книга Все мужчины ее жизни - Ника Сафронова

– Итак, девушки, – приступила к разгрому Вероника, – ни для кого не секрет, что все тайное рано или поздно становится явным. И неужели вы думали, что я – такая дура, что ни о чем не узнаю?

Она налила себе воды и поставила стакан перед собой – очевидно воображая себя следователем по особо важным делам.

– Ирина, с вашей стороны было не очень-то умно выходить из игры. Именно это меня и насторожило…

Оксанка, сделав вид, что чешет лоб, украдкой покосилась: «О чем говорит эта безумная женщина?» Я едва заметно приподняла брови.

– Вероника! – осек свою пассию Миша. – Просто изложи суть претензии, и не будем тянуть резину.

– Хорошо. Суть претензии. Вы сказали нам, что съемка фильма в Нижневартовске находится под очень большим вопросом. А вчера вдруг неожиданно открылось, что ваш тюменский режиссер, Ирина, уже почти заканчивает ее.

– Я могу объяснить это!

– Не стоит, – противно сморщилась Вероника, – каждому, из здесь присутствующих, хорошо известен ваш талант наводить слепых на бревна. Все и так предельно ясно. Я вчера общалась не с этими вашими генеральными директорами и прочими, с которыми у вас, должно быть, существует договоренность. А нашла в Интернете телефон компании и поговорила с секретарем. Она мне выложила как на духу, что фильм такой они уже снимают. И что договор у них заключен с неким «Продюсерским центром Ирины Чижовой». Так что какой я из этого делаю вывод? Что вы с Оксаной оформили договор на себя и гонорар, соответственно, пошел в ваш карман, а не в фирму. Нет, господа хорошие, если вы такие умные, то работайте, пожалуйста, сами по себе. Мне такие сотрудники не нужны. – Она сделала из стакана глоток и поднялась. – Так что сейчас собирайте свои вещи. И на этом считайте, что наше сотрудничество закончено.

Лично мне возразить было нечего. Оксанке тем более. Она вообще была не в курсе проблемы. Ей только и оставалось, что удивленно хлопать глазами.

Когда мы уже с небольшими пакетиками вышли на улицу, вся гоп-компания вышла нас проводить. Ладка всхлипывала, и было видно, что еще чуть-чуть – и она разревется. Олег, беспрестанно вздыхая, чесал в затылке. А ДДА все никак не мог оторваться от Дороховой. Стоял, прижимая ее к себе, будто перед отправкой на фронт.

– Ну, все, – отлепив его, наконец сказала Оксанка. – Долгие проводы – лишние слезы. Авось свидимся еще. Идите, холодно на улице.

Бывшие коллеги, сделав нам на прощание по ободряющему жесту, вроде «виктории» и «о'кей», ушли. Дверь за ними закрылась. Для нас теперь уже навсегда.

Мы с Оксанкой, все еще не в силах в это поверить, спустились с крыльца.

– Блин, Ирка, как же так получилось-то, а?

– Да понимаешь, когда мне нужно было придумать причину, по которой мы на две недели исчезнем из офиса, я как раз с мамой по телефону говорила. Ну, она мне про эту вертолетостроительную компанию в Нижневартовске и выдала. Что дескать Зиськин поехал туда корпоративный фильм снимать. Я только кое-какие факты подтасовала, и получилась наша легенда. Вот такие дела…

– Екарный бабай! А я-то ведь грешным делом решила, что ты у нас такая умная – так гладко все сочинила.

– Да какое там!

Мы медленно брели по тротуару. Вдруг прямо напротив нас затормозил черный джип. Оттуда выскочил Лихоборский. Подошел и, с усмешкой глядя на Дорохову, спросил:

– Ну что, Оксана Александровна, поперли вас? – Отряхнул с ее волос снег и добавил: – Тебя посодют, а ты не воруй!

Она шлепнула его по руке:

– Не лапь, Лихоборский! Не для тебя меня, ягодку, мамка растила! А у Мишани твоего я копейки лишней не взяла, ясно?

– А ну как врешь? – весело спросил он.

– Не имею такой привычки, Сева.

– Серьезно? А вот интересно, когда ты мне лапшу вешала, что ваша фирма насчитывает более трехсот человек, а на самом деле там, кроме вас с Ириной да жены моей нынешней, никто не работал, это ты так… – он покрутил рукой, – шутила?

– Да. У меня очень своеобразное чувство юмора.

– Я заметил, – Лихоборский неожиданно стал серьезен… – И что ты теперь делать собираешься?

– Да уж с голоду не помру, не переживай! Вон пойду в «Аншлаг, Аншлаг» вместо Дубовицкой. – И Оксанка растянула губы в улыбке: – Здравствуйте, дорогие мои!.. Ну как, получается?

– Иди лучше в «Поле чудес», Дорохова. Там место хлебное.

– А ты на мои грибочки-то музейные роток не разевай! И так вон, какое пузо на Полькиных харчах отожрал! – Она с силой залепила ему в живот и, отбив кулак, болезненно ойкнула: – Ничего себе! Ты туда книгу, что ли, вставил?

– Нет, – он подошел к драчунье вплотную, – Полькины харчи колом встали.

«Так, – подумала я, – ну здесь уже начинаются эротические игры. Пора сваливать».

– Все, люди, я пошла, – кашлянув, сказала я.

Они синхронно повернули головы.

– Куда ты? Подожди меня, – замялась в нерешительности Оксанка, – сейчас вместе пойдем.

Пока он не видит, я покрутила ей пальцем у виска. И, напоследок чиркнув себя для убедительности по горлу, побежала догонять отходящий троллейбус.

Эпилог

С того времени прошло больше года.

Теперь вовсю бушевала весна – самое начало апреля.

Я, как всегда в это время, шла на работу. Через шумную Таганскую площадь с множеством переходов, заходя во все магазины подряд, читая по ходу движения рекламные вывески. Солнышко припекало. И мне было восторженно хорошо. Хотелось дышать полной грудью. Идти. Бежать. Любить всех на свете. Но уж никак не работать.

Оттягивая момент, я посетила аптеку, приобретя там ненужную мне гигиеническую помаду. Зашла в парфюмерию за гелем для душа. В книжный магазин, где из рекомендованных мне трех новинок я выбрала любовный роман. И теперь намеревалась еще попить кофейку со сластями в одной неплохой кондитерской на углу.

Сколько раз я уже проделывала этот маршрут? Сто, а может, даже тысячу раз? Даже не знаю. Знаю только, что уже через месяц после своего увольнения я сняла этот офис на Рогожском валу.

Начинать все с нуля было трудно. Особенно после подкосившей меня двухнедельной депрессии. Она началась во время просмотра ток-шоу с участием Кощея. Что и говорить, Ваня сделал из передачи конфетку. Смонтировал так, будто я встала с дивана не раньше, чем закончилась съемка. Ляпов не было никаких. Вышел Кощей. Начал словами «раз, раз, сосисочная», а дальше ведущий сразу попросил рассказать его о себе. Потом история про Витебск, про хиты на Арбате. Затем последовали бессмертная песня Кощея про колокол и плавный переход к дебатам.

Я мелькала в кадре до самого конца. Словно меня все устраивало и я не встревала. В общем-то, и повода для грусти особенно не было: ток-шоу в эфире, долги на нас не висят. Но почему-то так защемило. Где-то там, глубоко внутри. Может, от бесперспективности или от того, что распыляюсь как прах, а до точки дело не довожу.