Книга Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Калигула затрепетал. Две силы боролись в нем: любовь к Юнии и желание обладать во что бы то ни стало дивной гетерой. Но мучительная борьба наконец завершилась, и он произнес неверным голосом:

– Нет! Я уступаю ее тебе, Агенобарб.

И заметил, как в ее черных глазах заплясали веселые искорки.

– А как же твой ключ, Гай? – спросил Макрон. – Тебе ведь тоже прислали такой же, значит, дивная египтянка твоя на эту ночь. Мы все подчинились правилам этой странной игры, не отступай же, твоя невеста не узнает об этом. Ты дурак, если откажешься от самой прекрасной гетеры, что я когда-либо видел.

Египтянка вызывающе смотрела на него. Но Калигула тряхнул рыжими кудрями, отгоняя наваждение, и, резко размахнувшись, кинул в угол триклиния свою шкатулку с ключом.

– Домиций, думаю, ты сумеешь справиться с цепью и без ключа.

Обрадованный Агенобарб подхватил египтянку на руки, точно пушинку. Она весело расхохоталась.

– Ну, любимый, – неожиданно произнесла она, повернув прелестное личико к Гаю. – Ты превзошел мои ожидания, оставшись верным своей невесте. Но не смутит ли тебя, что ты сейчас с легкостью отдал ее другому?

Все остолбенели. А девушки непринужденно скинули парики. Оказалось, что Виниций сжимает в объятиях Ливиллу, Невий – свою жену, а Фабий обнимает Друзиллу.

– Юния? Моя Юния? – спросил Калигула, все еще не веря своим глазам, когда Клавдилла сбросила черный парик египтянки. – Признаться, ваш розыгрыш… Домиций, верни же мне наконец мою невесту.

И Юния перекочевала в объятия жениха. Все весело смеялись.

– Клянусь богами, – сказал Лициний. – Но я в жизни еще не видел гетер прекрасней, чем ваши супруги и возлюбленные. Друзья мои, имея такое сокровище в постели, я никогда не зашел бы ни в один лупанар!

– Музыку! – крикнул Ганимед.

Все стали умолять девушек еще раз исполнить чудный танец, они не заставили себя долго упрашивать, стоило испить вина, приправленного миррисом. Затем Юния пела, аккомпанируя себе на лире. Домиций к всеобщему смеху настоял на желании спеть с ней дуэтом. Лавры Аполлона или Мнестера не давали ему спокойно спать. Но актер, подхватывая в трудных местах, на этот раз дал ему возможность достойно завершить песнь.

Юния сделала знак Ботеру, стоящему в стороне. Мужчины, увидев, как он завел новых танцовщиц, торжествующе подняли чаши во славу Венеры.

– Не могли же мы испортить остальным пирушку, – сказала Юния. – И предусмотрели все.

– Клавдилла, – ревниво заметил Гай, – прикрой же наконец свою обнаженную грудь. Право, ты всех свела с ума.

Он подал ей накидку. Рассмеявшись, Юния накинула ее поверх золотого воротника, и они услышали вздохи Домиция и Макрона.

– Смотри-ка, – прошептала она на ухо Калигуле, – префект претория еще не оставил своих надежд.

Ее подруги, освободившись от золотых цепей, веселись от души, без конца поднимая чаши с вином. Домиций загрустил, видимо вспомнив Агриппиниллу. Но Юния не дала никому предаваться тоскливым думам, предложив ему и Фабию Персику станцевать священный танец арвальских братьев. Слегка пошатываясь, они вышли на сцену под всеобщий смех. Калигула в цветочном венке присоединился к ним. Затем Юния и Ливилла исполнили танец жриц Геры.

Оргия закончилась ко времени, когда поют первые петухи. Все, взъерошенные и полуодетые, выскочили из своих кубикул, вспомнив, что скоро начнутся свадебные торжества и пора расходиться. В храмах жрецы уже готовятся к жертвоприношениям, осматривая священных животных, в доме Силана, скорее всего, уже началась суета. Девушки, наспех собрав украшения и едва одевшись, покинули дворец Тиберия через криптопортик.

XXXIII

Весело смеясь, девушки вбежали в комнату Юнии. Все было спокойно, никто не заходил в их отсутствие. Юния позвала Гемму, велела разбудить их через час, а за это время Кальпурния должна была собрать одежду Юнии, ее детские игрушки для посвящения домашнему Лару и пенатам. Но заснуть не удалось. Девушки без умолку тараторили, вспоминая свою проделку.

– Боги, до чего удивленное лицо было у моего Виниция, – хохотала Ливилла, округляя глаза и делая изумленные жесты руками.

– А мой чуть сквозь землю не провалился, – вторила ей Энния, – захотелось ласки продажной девки.

– Что я вам скажу, девушки, – нравоучительно произнесла Юния. – Они получили хороший урок. Знатные римлянки хоть и не обучены искусству любви, как гетеры, все же могут доказать, что ничуть не уступают им. Как они все открыли рты, когда мы появились и принялись танцевать! Право, я не ожидала, что настолько все хорошо удастся. Мы будто всю жизнь посвятили этому.

Все вновь рассмеялись. Лишь Друзилла хранила молчание. Она нежилась одна на большой кровати, тогда как другие расселись на шкуре на полу, потягивая вино, и вспоминала крепкие объятия Фабия, его сладкие поцелуи, ненасытность плоти. Даже подаренный Юнией египтянин не мог насытить ее, она изматывала его до изнеможения, и лишь в Фабии обрела достойного соперника. Теперь она наслаждалась сладостными воспоминаниями, изредка касаясь набухших желанием нежных сосков и еще более усиливая его. Она предвкушала новую встречу, очень скорую. Друзилле вспомнились грубые ласки брата. Она повернула голову и с жалостью глянула на Юнию. Глупая, ей никогда не удастся в своей слепой верной любви познать настоящего мужчину. Она не знала, что напрасно жалеет свою недавнюю соперницу. Громкий смех неожиданно вернул ее опять в комнату, и она прислушалась к разговору.

– Нет, вы представляете? – веселилась Юния. – Он едва не отдал меня на растерзание дикому Агенобарбу. А какими глазами смотрел на меня! Право слово, он по-настоящему любит меня, если преодолел такой соблазн. Признайтесь же, ради Венеры, ведь я была соблазнительна?

– Еще бы, – фыркнула Энния, немилосердно проливая вино на шкуру. Она была порядком пьяна. – Твоя голая грудь сразу приковала все взоры. Даже мы были весьма удивлены, когда ты предстала пред нами в таком виде в лупанаре Лары Варус. Бедные мужчины! Но более всех мне жаль Гая Цезаря! А что было бы, если б он решил насладиться прелестями египтянки?

Юния задумалась. Вопрос застал ее врасплох: почему-то в своей затее она не сомневалась ни на миг в верности жениха.

– Ох, не сносить бы тогда моему брату его буйной головы, – ответила за нее Друзилла, свесившись с кровати. – Плесните мне еще вина, чаша опустела. А ты, Энния Невия, придержи свой дерзкий язык. К чему теперь задавать такие вопросы, если уже все позади.

– Тише, тише, – принялась успокаивать их Ливилла. – Солнце встает. Пора одеваться, мачеха Юнии, верно, успела приготовить жертвы. И надо дождаться результата ауспиций.

Юния неожиданно побледнела и, сжавшись в комок, замерла, отрешенно глядя в пустоту.

– Что с тобой? – тревожно спросила Энния.

Невеста встрепенулась, пожала плечами: