Книга Заклинатель - Александр Прозоров

— Что же ты, княже, из-за Андрея одного весь род Сакульских позорить станешь?

Хворостинин потер лоб, кивнул:

— Быть князю Сакульскому воеводой полка левой руки.

— А отчего левой руки, а не правой? Нечто Сакульские Безниных ниже?

Такой наезд окончательно поставил воеводу в тупик. Пожалуй, Хворостинин заподозрил, что сдай он Безниных — и следующим в списке на свержение окажется уже он сам. Потом он вдруг улыбнулся и пригладил длинную окладистую бороду:

— Ведомо мне, бояре Савостин и Трошин из твоей братчины? Воеводой Курмышской рати князя Сакульского назначаю. Велю Курмышский брод охранять, службу там дозорную наладить, шайки татарские отгонять. Коли ворога сильного заметит, мне пусть докладывается. Бояр Савостина и Трошина забирайте с холопами, да поезжайте службу порубежную нести. Вывожу вас из общей рати для особой службы. — Хворостинин облегченно перевел дух и довольно закончил: — А воеводой полка левой руки боярина Плещеева ставлю!

Лисьины стали выбираться из плотно стоящей толпы. Едва они оказались на свободе, Василий Ярославович начал тихо ругаться:

— Что же ты молчишь, сын, когда честь твою порочить начинают?

— Когда?

— Да ведь только что над тобой боярина старшим поставить пытались! Это же позор на весь род останется!

— Извини, отец, — покачал головой Зверев, — не понимаю. Мне шестнадцать лет всего, а боярин Плещеев, я видел, воевода уже опытный.

— Да какая разница, коли он боярин, а ты князь! Твое звание предки поколение за поколением выслуживали, а ты желаешь разом потерять все полученное. Честь, звание, положение! Коли Сакульские всегда Мосальских старше были, то нельзя попускать, чтобы хоть раз наверху они оказались! Не то они тот случай поколение за поколением поминать будут, а дети их и внуки над твоими детьми и внуками станут сидеть!

— Ты хочешь сказать, отец, — остановился Андрей, — что если сейчас боярина Плещеева назначат надо мной старшим, то лет через сто его праправнук будет считаться начальником над моим праправнуком?

— А как же иначе? — вместо того, чтобы опровергнуть, подтвердил его правоту Лисьин. — Коли старшинство выслужено, то оно от отца к сыну и передается. Не может же сын воеводы большого токмо из-за младости под рукой простого боярина оказаться!

— А если боярин уже опытный и взрослый, а княжич юн и глуп, — вкрадчиво поинтересовался Зверев, — то все равно старшим нужно княжича назначать, а не боярина?

— Ну, положим, княжич глупым быть не может, коли он из древнего рода, — сразу отмел крамольную мысль Василий Ярославович. — Ты мне тогда на другой вопрос ответь. Что же получается: по-твоему, коли сын боярский, наследник законный, возрастом мал и глуп еще, то наследство надобно другому боярину, который более взрослый и опытный, подарить?

— Так ведь то наследство!

— А это что?! Ты честь и выслугу рода наследуешь, а от тебя к детям твоя честь и выслуга переходит. Ты опозоришься, в нижние чины скатишься — и весь род за тобою следом там окажется!

— Так… — попытался переварить услышанное Зверев и решил подойти с другого конца: — Скажи, отец, чего ты этим спором добился? Воевода уже почти согласился поставить меня командиром полка левой руки. Там сотни людей, власть, сила. В общем, пост довольно высокий. А в итоге я оказался кем-то вроде сотника. Меньше ста людей, мелкая должность у какого-то брода.

— Не о том думаешь, сын, — покачал головой Василий Ярославович. — Кабы ты на полк левой руки согласился, Мосальский бы старше тебя по месту оказался. Потому как полк правой руки выше по месту значится, нежели левый. А стало быть, и дальше, на случай сей ссылаясь, род Мосальских место бы для себя выше рода Сакульских требовал. Ныне же ты ратью малой, да своей командуешь. Никого над тобой, окромя Хворостинина, нет. Посему и дальше никто из рати сей на место более высокое, нежели ты, претендовать не может. И роды иные — тоже. А что до Хворостининых, то они род древний, с ними тягаться тяжко. Опять же государем во главе рати поставлены. Супротив этого не поспоришь.

— Пока государь тебя самолично на новую ступень не поставит?

— Да.

Кое-что Зверев наконец-то начал понимать. В этом мире наследовалось не только имущество или звание, но и выслуга лет. А поскольку срок службы, получается, шел уже не на годы, а на века, да еще разветвлялся между детьми и родственниками, то счеты получались до-олгие и запутанные. Чуть зазеваешься — и кусок твоей карьеры украли. Даже не твоей — карьеры всей твоей семьи.

— Кстати, отец. Ты знаешь, где он находится, этот Курмышский брод?

— Слыхал, Андрей. Верст тридцать отсюда. Верхом за полдня проскочим, с обозом — дня два тянуться будем. Лучше сегодня выехать. Тут лошади уже весь луг вытравили, пастись негде. Вечером на новом месте остановимся, и им раздолье, и нам свободнее.

Курмышский брод оказался всего лишь лесной прогалиной возле реки. Сура здесь растекалась метров на сто в стороны, журча и переливаясь по песчаной отмели. На телеге можно от берега до берега проехать или пешком пройти, шаровары до колена засучив. Дороги сюда, считай, и не шло. Узкий и извилистый лесной проезд весь зарос травой, и если бы не телеги выставляемых каждый год дозоров — давно растворился бы в чаще. Слева от брода, на небольшом взгорке, стоял низкий длинный дом с одной печью посередине и загончик с навесом для лошадей — так сказать, пограничная застава.

Насчет численности отряда Зверев угадал. В его распоряжении оказалось трое бояр, считая отца, и семь десятков холопов: три десятка лисьинских, и по два десятка — у Савостина и Трошина. Впрочем, больше и не требовалось. Ведь воевать Андрею не нужно. Достаточно гонца отослать, коли враг появится — и все, можно сваливать.

Добравшись до места, они обнялись с боярами из прежнего дозора — их и вовсе четыре десятка зимовало, — после чего расположились в просторном доме. Сдача караула длилась недолго.

— Скукота, — сказал боярин Григорий, наблюдая, как холопы лихорадочно собирают хозяйское добро, и где-то через час тронулся к родному порогу.

Делать возле брода и вправду было нечего. Если через заставы на проезжих трактах хоть путники туда-сюда ездят, то тут не происходило ровным счетом ничего. Ни людей, ни зверей. Только шум листвы, лягушачьи концерты по ночам, стрекотание цикад. Вот и все развлечения.

Разумеется, дозор здесь дежурил не просто так. Убери его — и не упустит возможность какой-нибудь мурза с татарами через брод тихо проскочить, деревни, что неподалеку, пограбить да назад быстро смыться. А знают поганые, что есть пригляд за узким местом, — и не суются.

Кое-какую деятельность Андрей все-таки вел. Каждый день на другой берег переправлялось три дозора по пять человек. Они уходили верст на сорок по узким тропкам, смотрели, нет ли на казанской стороне какого движения, не появились ли вооруженные всадники или, что еще хуже — крупные татарские отряды. Звереву очень не хотелось, чтобы на его заставу напали врасплох, если уж казанцы на это решатся. А с дозорами — всегда хоть пара часов в запасе после предупреждения останется. Можно решить: призвать Большой полк и уйти или же встретить и разгромить какую-нибудь мелкую шайку своими силами. Опять же для людей хоть какое-то развлечение. Бояре не спорили. Значит, поступил правильно.