Книга Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

— Да что такое, Нина? Я никак не пойму, почему ты меня называешь комиссаром?

— Вы, товарищ комиссар, все проспали. Вчера вечером комбриг Гудков Николай Петрович всех нас построил, только не стали будить вас, больно вы спали крепко, и огласил приказ, по которому Игнатовича Федора Петровича от нас из разведки забирают в штаб бригады. Теперь он стал вместо Финогеева Ивана Григорьевича комиссаром бригады, а Иван Григорьевич его заместителем. А вас, Володя, комбриг назначил комиссаром разведотряда. Вот так-то, товарищ комиссар, все вы проспали.

Я про себя подумал, что, может быть, Нина как-нибудь разыгрывает меня, и не придал этому значения, но все же решил спросить Агапоненко о назначении комиссаром бригады Игнатовича.

— Товарищ командир, — обратился я к Агапоненко, — что, это правда, что Игнатовича Федора Петровича назначили комиссаром бригады?

— Да, был вчера приказ Николая Петровича об этом. Кстати сказать, тебя тоже надо поздравить. Ты будешь у меня комиссаром отряда, так приказал Гудков.

— Ну какой из меня комиссар? Я же был всего только комсомольцем, а сейчас у меня и комсомольского билета-то нет. Как я понимаю, комиссаром должен быть обязательно член партии.

— Ничего, Володя, справишься. Я тебя рекомендовал Гудкову, да и сам он тебя хвалил, так что принимайся за работу, товарищ комиссар, — с улыбкой сказал мне Николай.

На другой день меня вызвал к своему костру комиссар бригады Игнатович Ф. П. и, улыбаясь своей подкупающей улыбкой, сказал:

— Ну, Володя, поздравляю тебя с назначением комиссаром разведотряда. Чем ты будешь заниматься в отряде, ты сам должен знать. Ты же, как мне стало известно, окончил техникум, был преподавателем и, кроме того, секретарем комсомольской организации техникума, поэтому политическую и воспитательную работу ты знаешь. Вот и здесь, кроме боевых операций, будешь заниматься воспитательной работой среди партизан и местного населения. Через Николая Котова, нашего радиста, будешь сообщать сводки от Совинформбюро. Так что, комиссар, приступай к работе.

Услышав разговор Игнатовича со мной, рядом сидящий у костра комбриг тоже вступил в него.

— Вот что, Володя, — обратился он ко мне, — перед вами с Николаем Агапоненко теперь стоит задача из маленького разведотряда создать боевой отряд численностью хотя бы в сотню человек. А это вполне возможно сделать. Как я знаю, сейчас Николай ведет агентурную разведку в немецких гарнизонах, где имеются лагеря военнопленных. Мы надеемся, что в летний период оттуда побегут к нам наши люди.

Крепко задумавшись, я отходил от костра, где сидели Гудков и Игнатович. Я понимал, какую трудную задачу поставили передо мной командир и комиссар бригады. По своему личному опыту, пока я находился на оккупированной территории, а также в плену у немцев, я знал, какую бешеную агитацию и пропаганду, построенную на лжи, провокации и обмане, развили они. Немецкая пропаганда имела несколько направлений. Во-первых, они внушали всем мысли о непобедимости германского оружия. Во-вторых, распространяли провокационные слухи о безвыходном положении в Советском Союзе, Красной Армии и клевету на наших руководителей партии и правительства. В-третьих, пытались разбудить у крестьян мелкособственнические инстинкты, настроить их против колхозов.

Немцы вели непрерывную агитацию в деревнях против партизан, называя нас бандитами. Призывали население не давать нам продуктов питания, одежды и обуви. Гитлеровцы стремились сделать все возможное, чтобы не допустить распространения среди населения правды о положении на фронтах, о героической борьбе нашего народа против фашистских поработителей. С этой целью они забирали у населения все радиоприемники, жестоко расправлялись с людьми за чтение и распространение советских листовок. Антисоветской пропагандой занимались не только штатные пропагандисты, но и коменданты гарнизонов, попы, бургомистры и другие гитлеровские прислужники. В Витебске предатели из местной интеллигенции — Брандты, Щербаков, Печенежский — организовали издательство фашистских газет «Новый Путь» и «Белорусское слово». Там же миллионными тиражами печатались различные антисоветские листовки, которые попадали и к нам, в партизанские зоны.

Я понимал, что мутному потоку этой лживой фашистской пропаганды необходимо противопоставить правдивое большевистское слово и тем самым дать достойный отпор фашизму в идеологической области. Я также понимал, что политическая работа комиссаров бригад и отрядов имела не меньшее значение, чем борьба против врага с оружием в руках. Но вот вопрос, как все это сделать. И я решил, прежде всего, необходимо на первых порах достать хотя бы пишущую машинку и бумагу, на которой можно было бы печатать листовки и сводки от Совинформбюро. Этими листовками можно будет снабжать наших партизан, идущих на задания, которые, в свою очередь, могли бы читать их в деревнях и отдавать местному населению. Все эти мои мысли одобрил командир отряда Агапоненко и дал задание разведчикам через своих связных раздобыть в немецких гарнизонах или у частных лиц пишущую машинку с русским шрифтом, а также копировальную и обычную бумагу для нее.

В те дни, когда сводный отряд возвращался из Бегомля на Бук, остальная часть бригады, оставшаяся там под командованием Евсеенко, готовилась сделать засаду на шоссе Минск — Орша и ушла туда. Вот что рассказал, сидя у костра, об этой операции своему брату Ивану Аркадий Журавский, который тоже ходил на задание:

— Евсеенко собрал из нас группу человек 20 хорошо вооруженных партизан и повел в сторону Озерец. Я шел рядом с пулеметчиком и нес диски с патронами. Накануне дня засады мы ночевали в лесу около Дроздова, а рано утром осторожно начали пробираться на юг, в сторону Озерец. Были приняты все меры предосторожности: впереди нас, метров за двести, шла наша разведка, за ней по одному на некотором расстоянии друг от друга двигались остальные. Так мы шли около часа. Наконец, вдалеке показался большак. Евсеенко, будучи жителем Озерец, знал там буквально каждый куст. Он повел нас вдоль большака на восток, а когда мы оказались около небольшой поляны, откуда хорошо проглядывалась значительная часть дороги, объявил, что это самое лучшее место для засады. Он стал размещать партизан по краю леса. Наш пулемет приказал установить на правом фланге. Рядом с пулеметчиком залег и я. Кругом было тихо, и это еще больше настораживало нас. Я сориентировался и понял, что мы находимся между Озерцами и Михайловщиной, где располагаются немецкие гарнизоны. С утра были слышны паровозные гудки и шум двигателей на магистрали Минск — Орша. Неожиданно справа затарахтел мотоцикл и промчался мимо нас в сторону Михайловщины. Потом с той стороны проехали три велосипедиста. «Спокойно чувствуют тут себя фашисты», — думал я. Но это для нас очень хорошо, партизан они тут совсем не встречают. Прошло часа два, а никакого движения по дороге больше не было. Мне стало казаться, что немцы сегодня тут уж больше не покажутся и нам придется возвращаться назад ни с чем. Часов в десять далеко на север, в сторону Узгоев, началась сильная стрельба. Партизаны встревожились, так как никто из нас не думал, что немцы могут быть в той стороне, куда нам придется отходить после боя. Этот бой в направлении Узгоев принимал затяжной характер. В это время справа от нас послышалось завывание моторов. Мы насторожились.