Книга Русский капкан - Борис Яроцкий

– Фрося не такая.

– Ты ее хорошо знаешь?

– Знает мой друг Жора…

До командарма доходили слухи, что американские вояки идут под пули неохотно, а вот к северянкам льнут, как мухи на мед. Клятвенно обещают на них жениться, и кое-кто у нас на Севере уже заложил потомство…

Так что будут русские и с американскими корнями…

– В госпиталь Насонов заявится не с пустыми руками, – заверил командарм. – В одной деревеньке возле Гаймухи партизаны подобрали американца, сержанта из этой дивизии. Медведь его маленько помял – сломал ключицу и несколько ребер. Лежит в сторожке. Там наша застава. Насонов с ним познакомится и как будто тайком вывезет его к своим, их санитары передадут его в госпиталь. А в госпиталь Насонов заявится уже как знакомый посетитель. А там, гляди, встретится с твоим другом. Необходимые координаты ты ему сообщишь.

– Что – Насонов вернулся? – удивленно спросил Сергей.

– Пока нет. Но мы его ждем изо дня на день. Боюсь, Миллер за ним тоже ведет слежку… Взбунтовались его агенты. Они что – прозрели?

Сергей охотно ответил:

– Прозревают.

И командарм невольно подумал: «В сердцах этих молодых ребят уже пробудилось чувство патриотизма, и никакой Миллер ни за какие калачи их не заставит служить иноземцам».

37

Интервенты нагло обкрадывали Россию. Ни один транспорт, покидая порты Архангельска, Онеги, Мурманска, не уходил с пустыми трюмами.

В середине декабря корабли Антанты спешно покидали акваторию Белого моря. Они торопились, боясь оказаться в ледовом плену, – а это уже на полгода.

Третьи сутки бушевала вьюга. Усиливался мороз. С северо-востока пришла настоящая зима. Реки и озера покрылись льдом. Где были дороги, там вьюга наметала сугробы.

Кто-то такой зиме радовался.

Кто-то – проклинал.

Но все боготворили тепло и домашний ют.

Американцы оставили окопы, над которыми свистела поземка, заложили мины. Каждую избу превратили в опорный пункт.

Километры колючей проволоки покрывали заснеженное пространство скованного морозами уездного городка.

Стучали топоры – изгороди и деревья превращались в штабеля дров. Над городком сплошным белесым облаком висел сосновый дым. Царствовал запах свежесрубленной хвои.

Самые длинные в году северные ночи освещались гирляндами сигнальных ракет. Колючий морозный ветер уносил дымы в черную таежную тьму.

Изредка из горячей избы выбегал солдат, закутанный в женский шерстяной платок, из ручного пулемета давал несколько очередей в направлении ближайшего леса, где, возможно, залегли красные, поеживаясь, торопливо справлял нужду, убегал обратно в избу.

Ротный писарь в «Журнале боевых действий» ставил день и час, когда Хьюго Солчау или Майкл Гроббел храбро отражали вылазку противника. Благодаря отметкам ротного писаря грудь этих солдат, ставших впоследствии капралами, украсила медаль – американский крест «За заслуги».

В этом же журнале сохранилась запись, сделанная рукой Майкла Гроббела. Он красочно нарисовал эпизод, связанный с участием капрала Клемента Гроббела (видимо, родственника):

Гроббел, как было записано, «находился на Железнодорожном фронте в районе города Емца. 4 ноября 1918 года здесь произошел тяжелый бой. Он со свом вторым номером занял позицию на железнодорожной насыпи и вел огонь по большевикам, которые пытались атаковать».

За этот бой Клемент Гроббел был награжден французским орденом «Военный крест». Этим участком фронта командовал французский офицер.

(Кстати, Емца, как тогда в 1918 году, так и теперь, в начале XXI века, представляет собой малолюдный железнодорожный разъезд.)

О снежных заносах правдиво написал в своих воспоминаниях Хьюго Солчау:

«На Рождество мы должны были захватить позиции русского большевистского полка и наступать в общем направлении на Петроград.

Снегу было столько, что идти стало невозможно, а не то, что воевать. Русские войска, верные нам (так Солчау называл белых), в канун Рождества попытались прорвать линию обороны большевиков. А те рано утром стали нас обстреливать артиллерией, чего мы от них никак не ожидали. Нас предупредили, что снарядов у них нет, и мы шли в бой, как на охоту на кроликов».

(Упомянутый бой происходил на 444-ом километре Вологодского участка Северной железной дороги. По свидетельству краеведов, позиции четыре раза переходили из рук в руки.)

В середине ХХ века следопыты находили останки солдат – русских, англичан, американцев, – погибших в годы Гражданской войны. Тогда, даже по горячим следам в дебрях трудно проходимых болотистых лесов, их не могли найти, да, по всей вероятности, и не искали. Эта местность у старожилов-северян считалась проклятой. Сколько беглых каторжан она засосала! Ее всегда обходили десятой дорогой. В зимние месяцы сюда забредали охотники, надеясь обнаружить медвежью берлогу, но долго никто там не задерживался. Однажды в буреломе нашли человечью ногу с армейским ботинком. Ботинок снимать не стали, чтоб опознать, кто же здесь распрощался с белым светом – свой или чужой? На ботинке остались следы зубов хищника. По всей вероятности, медведь пытался добраться до ступни, но, наткнувшись на массивную стальную подковку, оставил ботинок в покое. Охотники предположили, что такую добротную обувь носили солдаты американского экспедиционного корпуса.

В 1922 году ветераны американского экспедиционного корпуса создали ассоциацию «Полярный медведь». В 1929 году под эгидой организации «Ветераны зарубежных войн» бывшие «медведи» отправились в Советскую Россию и вывезли на родину останки 86 своих павших товарищей.

Нога с ботинком, видимо, относилась к солдату, пропавшему без вести, как свидетельство того, что американцам остаться в стороне от войны в России не удалось. В одном из документов об интервенции утверждалось:

«339-й пехотный полк побатальонно и даже поротно воевал на Железнодорожном, Двинском и Онежском фронтах. На стороне белых армий Северной области американцы, британцы и французы дрались с красными, не вполне представляя себе цели этой борьбы».

И дальше следует документ, представленный президенту США Вудро Вильсону для назначения пенсий семьям погибших:

«Потери американского контингента убитыми составили 110 человек. Около 30 пропали без вести».

38

Мирон Зерчанинов, почетный охотник губернии, как он сам себя представлял, выигравший приз в честь коронации царя, подробно изложил командарму Александру Александровичу Самойло суть капкана.

Точки зрения их в целом совпадали, хотя один из них изучал оперативное искусство в Академии Генерального штаба, другой – в должности полкового фельдъегеря и охотника на таежного зверя. Была у них одна общая заветная цель: от иноземного пришельца, от этого зверя, жестокого и коварного, предстояло, попусту не теряя времени, избавиться во что бы то ни стало. Время работало на интервента.