Книга Возможность острова - Мишель Уэльбек

Быть может, на том бы дело и кончилось, все бы сочли это просто художественной условностью, если бы не вмешался Учёный, который в начале декабря приехал с Лансароте отчитаться о текущем состоянии своих исследований. Я по-прежнему жил в «Лютеции», однако большую часть времени проводил в Шевийи-Ларю; не будучи членом руководства, я тем не менее принадлежал к тем немногим, кто своими глазами наблюдал события, связанные с исчезновением пророка, и пользовался полным доверием, даже у Копа не было от меня секретов. Конечно, и в Париже что-то происходило, кипела какая-то политическая, культурная жизнь, однако я не сомневался, что все самое важное и значимое совершается именно здесь, в Шевийи-Ларю. Уже с давних пор я был убеждён — хотя и не сумел выразить своё убеждение ни в фильмах, ни в скетчах, потому что до знакомства с элохимитской церковью никогда реально не сталкивался с этим феноменом, — что ни политические и военные события, ни экономические реформы, ни эстетические и культурные преобразования (которые, конечно, играют определённую, иногда даже очень значительную роль в жизни людей) по своему историческому значению даже близко не сопоставимы с рождением новой религии или крахом религии уже существующей. Знакомым, иногда ещё попадавшимся мне в баре «Лютеции», я говорил, что пишу; вероятно, они полагали, что я пишу роман, и не выражали особого удивления: я всегда пользовался репутацией комика-литератора; если бы они знали, говорил я себе иногда, если бы они только знали, что я пишу не просто вымышленный рассказ, а пытаюсь воссоздать одно из важнейших событий в истории человечества. Сейчас я говорю себе, что если бы они и знали, на них это не произвело бы особого впечатления. Все они привыкли к вялому, почти не меняющемуся существованию, привыкли не проявлять особого интереса к реальной жизни, предпочитая ей собственный комментарий; я их понимал, я сам был такой — да во многом и есть, может быть, даже в большей степени. Ни разу за всё время, пока проходила акция «Дайте людям секс. Доставьте им удовольствие», мне не пришло в голову воспользоваться сексуальными услугами невест пророка; я ни разу не просил подаяния ни у одной вновь обращённой, хотя никто, естественно, не отказал бы мне ни в фелляции, ни в простой ласке руками; в моей голове, в моём теле, повсюду, по-прежнему жила Эстер. Однажды я рассказал об этом Венсану. Стояло позднее утро, очень красивое, уже зимнее утро, в окно его кабинета смотрели деревья городского парка; меня могла бы спасти только акция «Твоя женщина ждёт тебя», но все складывалось иначе, совершенно иначе. Он грустно взглянул на меня, соболезнуя, ему не стоило никакого труда меня понять, наверняка он прекрасно помнил те совсем ещё недавние времена, когда его любовь к Сьюзен казалась безнадёжной. Я сделал какой-то неопределённый слабый жест, напевая «ля-ля-ля…», состроил гримасу, она получилась, кажется, не слишком забавной; потом — этакий Заратустра на излёте — направился в столовую.

Короче, я присутствовал на том собрании, где Учёный объявил, что рисунки Венсана — это не просто видения художника, что они предвосхитили человека будущего. Сам он уже давно считал, что пищеварительная система животных примитивна, обладает весьма посредственной энергоотдачей, производит явно избыточное количество отходов, которые не только требуют вывода из организма, но и вызывают его значительный износ. Он уже давно задумал наделить новое человекообразное животное системой фотосинтеза, которая по прихоти эволюции стала исключительной привилегией растений. Система прямого использования солнечной энергии являлась, несомненно, более эффективной, более прочной и более надёжной; свидетельство тому — почти неограниченная продолжительность жизни, достигнутая растениями. К тому же наделение человеческой клетки автотрофными свойствами — операция далеко не такая сложная, как можно подумать; его исследовательские группы уже некоторое время работают над этим вопросом, и выяснилось, что число подлежащих модификации генов на удивление невелико. Преобразованное таким образом человеческое существо будет жить за счёт солнечной энергии, а также воды и небольшого количества минеральных солей; тем самым отпадает необходимость в пищеварительном тракте, равно как и в экскреторной системе — случайные излишки минералов легко выводятся вместе с водой, через пот.

Венсан, привыкший слушать объяснения Учёного вполуха, машинально кивнул, а Коп думал о чём-то своём; именно так, за несколько минут, на основе беглого наброска художника, было принято решение о Стандартной Генетической Ректификации, которой следовало в обязательном порядке подвергать все возвращаемые к жизни единицы ДНК и которая обозначала окончательный разрыв между неолюдьми и их предками. Остальной генетический код оставался неизменным; однако перед нами был новый естественный вид и даже, собственно говоря, новое — отличное от животного и растительного — царство.

Даниель25,11

Какая ирония судьбы, если подумать: ведь именно СГР, изначально задуманная из чисто эстетических соображений, позволила неолюдям без особых неудобств пережить последовавшие вскоре климатические катастрофы, о которых в ту эпоху никто не подозревал и которые привели к почти полному исчезновению людей прежней расы.

В этом важнейшем пункте рассказ Даниеля1 также целиком подтверждается рассказами о жизни Венсана1, Злотана1 и Жерома1, хотя каждый из них отводит данному событию разное место. Венсан1 упоминает его лишь в отдельных абзацах своего рассказа, Жером1 почти совсем обходит его молчанием, зато Злотан1, напротив, посвящает десятки страниц идее СГР и тем разработкам, которые позволили несколько месяцев спустя её осуществить. В принципе рассказ о жизни Даниеля1 обычно считается у комментаторов основным и каноническим. Если Венсан1 делает излишний упор на эстетическом смысле ритуалов, Злотан1 описывает исключительно свои научные труды, а Жерома1 интересуют только дисциплинарные и хозяйственные вопросы, то Даниель1, и только он один, создаёт цельную и вместе с тем относительно беспристрастную картину зарождения элохимитской церкви; если остальные, захваченные водоворотом будней, думали лишь о решении практических проблем, с которыми им пришлось столкнуться, то он часто оказывался единственным, кто сумел взглянуть на происходящее со стороны и уяснить реальное значение событий, разворачивавшихся перед его глазами.

В силу этого положения вещей на мне, как и на всех моих предшественниках из рода Даниелей, лежит особая ответственность; мой комментарий не является, не может являться просто одним из многих, ибо он самым непосредственным образом затрагивает обстоятельства сотворения нашего вида и присущей ему системы ценностей. Его основополагающий характер подкрепляется ещё и тем, что в глазах Венсана1, да, видимо, и в своих собственных, мой далёкий предок был типичным, репрезентативным для данного вида, человеческим существом, просто человеком среди людей.

Верховная Сестра учит, что ревность, вожделение и инстинкт продолжения рода восходят к одному источнику, каковым является мучительность бытия. Именно страдание заставляет нас искать другого, видеть в нём паллиатив; мы должны преодолеть этот этап и достичь такого состояния, при котором самый факт бытия служит постоянным источником радости; при котором интермедиация становится всего лишь свободной игрой, а не конститутивной основой бытия. Одним словом, нам следует достигнуть свободы бесстрастия — предпосылки полного, ничем не нарушаемого покоя.