Книга Мать лжи - Дэйв Дункан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хет! — выдохнул Орлад. — Это был Хет! Быстрее одевайся, безумец. О, Хет! — Он спрятал руки подмышки и отступил на несколько шагов от пропасти. — Ну почему это был именно Хет?
Дантио помог Ваэльсу одеться.
— Надо было захватить с собой белошвейку, — заявила Фабия. — Но если прорезать дыры в твоей шубе, ты сможешь засунуть руки внутрь и сохранить большую часть пальцев.
«Хет, Хет! Я убил Хета!»
— Может, вытащим из моста доски? — предложила Фабия. — Сколотим из них сани, чтобы везти Дантио.
— Что ж ты раньше не сообразила?! — проворчал Ваэльс.
— А ты?
— А что я? Я верист.
На другом берегу стоял Следопыт Хермеск и молча глядел на своих недавних спутников. Их разделяла пропасть — даже самый сильный верист в расцвете сил не сумел бы ее перепрыгнуть.
Неподалеку от него четверо молодых веристов в одних медных ошейниках стояли посреди занесенного пылью поля, вытянув перед собой руки, словно маленькие дети, зовущие мать. Они отчаянно кричали, но ветер уносил прочь их жалобы.
Другие боевые звери, заметно отставшие, повернули обратно, чтобы одеться и доложить о катастрофе. Ваэльс Борксон и трое Селебров стояли на другом берегу, в безопасности. Следопыт потерял надежду на спасение. Салтайя Храгсдор оказалась в ловушке и обречена на смерть.
— Хет Хетсон! Как он здесь оказался? Почему именно он? — с тоской вопросил Орлад.
По его щекам текли замерзающие слезы.
Оливия Ассичи-Селебр в одиночку шагала по Залу с Колоннами. Она подготовилась к встрече и надела простое платье из зеленого шелка, которое, как тактично говорил камердинер, ее «стройнило». Она никогда не отличалась хрупкостью. От тревог и страданий многие люди тощали, а Оливия становилась все более дородной. Нет, не толстой, но… Дородной. Из украшений она надела лишь двойное жемчужное ожерелье, поскольку хотела произвести впечатление полноправной и могущественной правительницы. Ни в коем случае нельзя казаться высокомерной и самонадеянной.
По той же причине она выбрала Зал с Колоннами — самое большое помещение в Селебре с мощной колоннадой, которая поднималась к расписанному фресками потолку. За Колоннадой начинались сады, спускающиеся к реке, а противоположную стену украшала фреска с изображением беседующих Светлых. Под ней стояли трон дожа и кресло его жены. Если бы Оливия принимала делегатов, сидя в этом кресле, они бы возмутились. Но то, что встреча проходит в тронном зале, послужит (хотелось бы верить) мягким напоминанием о сегодняшних реалиях. А может, она ошибается. Может, следовало встретить их на кухне, с испачканным мукой носом. Или пойти на другую крайность и приветствовать делегатов в сопровождении стражников, герольдов и трубачей? Она все еще носила на запястье печать Пьеро — рядом со своей печатью. Она все еще правила от его имени.
Точнее, правила в память о нем. Оливия не ждала встречи, а боялась ее. Весь этот фарс скоро подойдет к концу.
Неужели она так зла, что боги не желают отвечать на ее молитвы? Долгие годы она молилась о благополучном возвращении своих детей. Когда она поняла, что они уже зажили своей жизнью в Вигелии и наверняка захотят там остаться, она начала молиться об исцелении Пьеро. Год назад — о его скорой и безболезненной кончине. Ну, а теперь она должна просить богов, чтобы он ушел из жизни с достоинством, сохранив титул дожа. Неужели ей откажут и в этой малости?
Она подошла к колоннам и стала смотреть на легкий дождь, серое плачущее небо и храмы на противоположном берегу реки. Начался сезон дождей, но в Вигелии наступило время холодов, и перевал закрыли. Лишь немногие растения еще цвели — только изгнанники, красные и белые. Их назвали изгнанниками, потому что они цвели тогда, когда все остальные давно увядали.
А где же ее изгнанники, три сына и дочь? Где они цветут — и цветут ли? Появись они сейчас здесь, она бы их не узнала, а дети ее бы не вспомнили. Прошел год с тех пор, как Стралг обещал послать за ними или хотя бы кем-то из них. Кулак больше не появлялся и не давал о себе знать, но по слухам армия повстанцев гнала его войско к стенам Селебры. Все постоянно твердили о новых победах Кавотти и поражениях Стралга. Теперь Оливии было все равно, кто одержит победу, она хотела только одного: чтобы город оставили в покое. И вернули ей детей.
Она услышала легкий шум и обернулась. Посетители явились в сопровождении дюжины приспешников. Как ни странно, все они остались у дверей, а к ней подошел лишь главный герольд с единственным спутником в черных одеяниях, чье лицо скрывал черный капюшон. Оливия издалека узнала Куарину Полетани, юстициария города. Ее не приглашали, и от этого Оливии стало не по себе. Тем не менее надо выказать юстициарию уважение. Оливия двинулась ей навстречу.
Она стала вспоминать законы, которые объяснял ей Пьеро полгода назад, когда силы начали его покидать. Главный судья города, юстициарий, становится главной фигурой после старейшин и должен председательствовать во время междуцарствия, когда приходит время избрать следующего дожа. Однако они ведь не могут официально объявить о смерти Пьеро? Но, если Голос Куарина скажет, что могут, кто ей возразит? Начнется отчаянная внутренняя борьба.
Голоса редко бывали женского пола, и решение Пьеро вызвало изрядное удивление, когда он назначил Куарину на эту должность. В отличие от большинства других Голосов Куарина сохранила толику чувства юмора. Она вырастила двоих детей, подаривших ей двоих или даже троих внуков; она была худощавой — нет, скорее хрупкой женщиной. Она нравилась Оливии.
Когда они подошли на расстояние вытянутой руки, герольд негромко представил Куарину. Поскольку правил поведения на такой случай не существовало, Оливия решила отказаться от формальностей.
— Какой приятный сюрприз, Голос!
— У вас нет никаких причин для тревоги. — Куарина не улыбалась, но едва заметно подмигнула Оливии. Быть может, ей не понравилось, что ее используют для устрашения? — Поскольку советникам надо решить с вами государственные вопросы, они убедили меня присутствовать в качестве свидетеля. Я согласилась, однако с условием, что вы не будете против.
— Зачем им свидетель? — спросила Оливия, распахнув глаза. Она пыталась понять, что происходит, но быстро опомнилась. — О, ваше присутствие и советы всегда желанны, Голос. — Она кивнула герольду, тот поклонился и отошел к двери.
Когда они остались наедине, Куарина сказала:
— Кроме того, я принесла вам известие. Я не знаю, от кого оно, но это очень важно.
Оливия напряглась.
— Разумеется, иначе они не выбрали бы такого посланца.
Улыбка Куарины получилась на удивление женственной.
— Все Голоса, стоящие на страже священного закона, неприкосновенны, однако я бы не хотела проверять это положение на себе. — Впрочем, сейчас она поступала именно так, если послание было от Марно Кавотти.
