Книга Деревянное море - Джонатан Кэрролл

Флоон явно надулся, услышав то, что мне казалось вполне справедливой оценкой.

— Господи ты боже мой, конечно же она не может по воде. Но на ней можно ездить и не по дороге, хотя иногда это и опасно, потому что у нее сзади ужасная обзорность. Из-за этого-то я и угодил в аварию.

— А что такое ужасная обзорность?

Флоон оставил этот вопрос без ответа. Он не отрываясь смотрел на «исудзу» с нежной отеческой улыбкой.

— Боже мой, Каз, неужели ты улыбаешься? А я думал, ты не умеешь.

Он любовно погладил своей короткой рукой крышу машины. Звук получился громче, чем я ожидал, потому что вокруг стояла абсолютная тишина.

— Смотрю на нее и вспоминаю славные деньки. Мне было двадцать девять лет, я работал на «Пфицере». Мне прибавили жалованье, а я тогда только и мечтал о такой вот штучке. Думал, если у тебя такая машина, то весь мир у твоих ног: ты такой крутой, что можешь есть львов на завтрак. Ты помнишь те времена, когда машина могла заполнить жизнь? Я четко помню тот день, когда я понял, что могу себе позволить такую машину — именно такого цвета. Но я заставил себя отложить покупку на две недели, после чего отправился в салон. Это было как стоять у витрины кондитерской с полным карманом денег. Из последних сил удерживаешь себя от соблазна войти сию же минуту — хочется продлить радость предвкушения. Я не один месяц изучал каталог, я запомнил все детали, все характеристики, которые мне были нужны. Я до сих пор их помню.

Он замолчал. Глядя на машину, он купался в счастливых воспоминаниях.

Фрэна-младшего это нисколько не впечатлило, он скрестил руки на груди и изрек:

— А по мне, она все равно большая лягушка.

Флоон двинулся вокруг машины. Я напрягся, не зная, что он собирается сделать.

— Я на ней-то и проездил всего два месяца, а потом въехал в кого-то задом на парковке — все из-за этого дурацкого плохого обзора. Досадное упущение в конструкции. В результате здоровенная вмятина…

Он присел, его голова исчезла по другую сторону машины. Вокруг стало еще тише, и так эта тишина и повисла в воздухе. Мы с мальчишкой переглянулись и одновременно двинулись к Флоону, посмотреть, что там происходит.

Флоон стоял на корточках и водил рукой по большой вмятине внизу на левой боковой панели. Он молчал, а его рука то замедлялась, то ускорялась, потом опять замедлялась… как будто он шлифует вмятину ладонью.

— Что это ты там делаешь, Каз? — Я старался говорить как можно спокойнее, поскольку у меня возникли сомнения, уж не спятил ли он.

Он поднял голову. В выражении его лица не было ровным счетом ничего обнадеживающего.

— Это та самая вмятина.

Он попытался подняться, поморщился, остался на месте. Уперев руку в поясницу, он поднялся — на сей раз гораздо медленнее. Не говоря ни слова, он поплелся к передку машины и открыл водительскую дверь. Я опешил от этой спокойной наглости и собрался было уже изобразить строгого полицейского, эй, мол, не имеешь права, но происходящее показалось мне слишком интересным, и я решил подождать и посмотреть, что он будет делать дальше.

Флоон забрался в машину. Он не сел за руль, а встал на сиденье коленями и словно бы принялся что-то искать на полике. Потом он заговорил сам с собой. Не то чтобы слово-другое, а целые предложения. Когда я подошел поближе, чтобы прислушаться, то ни слова не смог разобрать: изъяснялся Флоон на каком-то незнакомом гортанном языке. Я было решил, что это немецкий, и только потом выяснилось, что это голландский. Каждое слово звучало так, как будто он пытался прочистить горло. Речь его напоминала громкое мучительное бормотание. Так раздраженно и обеспокоенно говоришь с собой, когда торопишься и никак не можешь найти ключи.

— Телеман! Ха!

Стоя на коленях в салоне спиной ко мне, он потрясал в воздухе коробкой компакт-диска, словно нашел решающую улику. Потом Каз уронил ее и снова принялся шарить под сиденьями.

— Флоон…

— Да погоди ты!

Парень я добродушный, а потому дал ему еще несколько секунд — пусть найдет, что уж он там ищет. И потом было интересно видеть, как он буквально на глазах превращается в психа.

И тут он заявил по-английски:

— Ха, вот он где! Я был прав.

— Что он там делает?

Малыш подошел поближе и встал на цыпочки, чтобы лучше видеть.

Я понизил голос и сказал, стараясь подражать Орсону Уэллсу:

— Боюсь, парень свихнулся.

— Да? Ты это о чем?

— Потерпи. Мы ждем — посмотрим, что он будет делать дальше.

Я положил руку на плечо мальчишки. Он тут же ее стряхнул и отступил в сторону.

— Фрэнни, это ты?

Я повернулся на звук голоса и увидел Джорджа — он стоял на пороге собственного дома рядом с каким-то незнакомцем. Сперва я этого типа не узнал. Молодой парень, в чертах лица что-то смутно знакомое. И вдруг словно молнией ударило — прозрел. Я понял, кто это такой. Черт знает что! Я чуть было не расхохотался в голос.

— Бог ты мой! Эй, Каз?

Он продолжал рыться в машине и бормотать себе под нос — даже головы не повернул.

— Флоон!

Наконец он меня услыхал и сердито оглянулся через плечо. В руке он что-то держал, но загораживал от меня корпусом. Мне же не терпелось сказать ему, увидеть его реакцию.

— Чего тебе надо, Маккейб? — огрызнулся он как-то слишком уж громко; голос его был полон нетерпения и ненависти.

Наставив на него, будто пистолет, палец, я ответил ему таким же тоном:

— Не смей так со мной говорить, слышь, ты, говно? Посмотри на веранду. Ну-ка взгляни туда. — И я резко выбросил руку в ту сторону. Что угодно — лишь бы этот гад посмотрел туда.

— Что ты сказал?

— Посмотри на веранду, Флоон.

— Не могу. Мне надо…

— Ну все, позабавился — и будет с тебя. Вытряхивайся из машины. Двигай сюда…

Я направился к нему, но он оказался проворнее. В его руке вдруг оказался новый пистолет, который смотрел прямо на меня. Откуда он его взял? Но это почти не имело значения — то, что ему предстояло увидеть, было куда как сильнее пистолета.

— Не подходи, Маккейб!

Я отступил назад, поднял руки вверх.

— Будь любезен, взгляни на веранду.

Он неловко выполз из машины. Все это время пистолет оставался нацеленным мне в сердце. Только снова встав на землю, он все же взглянул, куда я ему указал. Незнакомец, стоявший рядом с Джорджем, наблюдал эту сцену отстраненно, с каким-то абстрактным любопытством. Происходившее явно его забавляло, но не настолько, чтобы пробить броню его невозмутимости.

Эти двое наконец-то посмотрели друг на друга. У меня при виде этого мороз подрал по коже — к моему удивлению, выражение на лицах обоих ничуть не изменилось. Молодой, казалось, смотрел не без интереса, но настороженно. Старший был просто зол.