Книга Хундертауэр - Сергей Чичин

— Привет, — гаркнул Хастред как мог оптимистично. — Как пройти в вивлиофилику?

…Сказал бы кто, что книжники умеют так быстро бегать, так даже наивный Вово не поверил бы.

Топор черного рыцаря, закинутый по походному обыкновению за спину, очень кстати отразил первые две стрелы широкой лопастью лезвия, а потом Тайанне, чертыхнувшись, махнула в сторону стремительно несущегося к компании Хастреда рукой, и следующие стрелы уже испепелились прежде, чем клюнуть гоблина свирепо блестящими наконечниками.

— Сваливаем отсюда! Не наш мир! — проорал книжник, сгоряча магической поддержки не заметивший, и стремительным броском, как голкипер в файтболле бросается на летящий в ворота мяч, вбросился в круг, растянувшись в нем на пузе.

— Ладно, — согласно вздохнул бог, и вновь взвихрились вокруг компании хрустальные стены, а за ними замелькала катавасия миров; слишком быстро, чтобы различить конкретные образы, да и хорошо что быстро, ибо сцены порою проносились те еще, даже для матерых гоблинов. Впрочем, те и не увлекались оглядыванием — изучали тяжко дышащего Хастреда, который так и валялся навзничь посреди круга, тяжело дыша и отирая пот со взмокшей рожи.

— Я ж учил: сперва надо поздороваться с дамой, и только потом предложить раздеваться, — напомнил Чумп. — И ни в коем случае не упоминать в приветствии такие сомнительные аргументы, как кепка, бурка и кинжал. Помню я, как ты с гзуреками поздоровался, мне потом пришлось для обоих новые сапоги воровать, ибо у старых подошвы расплавились.

— Гзуреки обиделись не на приветствие, а на то, что у тебя на шее висел амулет их вождя, кем-то намедни ограбленного, — Хастред с кряхтением уселся. — А я ныне проявил дивную деликатность и даже, если угодно, хороший тон. Ничего-то они не понимают в куртуазности, даром что модные. Кстати, никто не знает, что такое «урук-хай»?

— Попрошу внимания, — раздалось откуда-то из-за стенки, и снова она бесшумно осыпалась незримыми осколками, явив взорам путешественников новую картину.

Бескрайняя пустыня. Лениво ползущие барханы. Смертной сухостью и ночным холодом несет с них; и знается откуда-то, что днем выползет низкое и непременно темное солнце, а в пронизывающем ветерке скрыто столько жестокой, злобной магии, что волосы встают дыбом, руки машинально тянутся к оружию, сходятся, жестко переламываясь над глазами, брови, а отрядная эльфийка обескураженно тянет:

— Нет, блин, всем боги как боги, а нам трехнутый какой-то подвернулся. Ты, мороз-воевода, свои владения потом будешь дозором обходить. Неужели можно подумать, что я — вот я! — живу в таком гадюшнике?

Бог сделал вид, что не расслышал, будучи увлечен созерцанием особо роскошной дюны. Похоже, и сам заподозрил, что лопухнулся.

— Живешь не живешь, а подышать свежим воздухом сюда явно выходишь, — уличил генерал. — Вона, прямо разит со всех сторон таким, какое только ты и можешь наколдовать. Это у нас что? Это, вполне вероятно, Дэмаль. Или не он? Песок вроде такой, как там обещали. Единственно, не вижу жирных орков на вербл… не при детях бы и особенно не при этой женщине, а то ведь запомнит и ввернет в приличном обществе, сраму не оберешься.

— Давайте еще раз Хастреда сгоняем? — предложил Чумп ангельским голоском. — С его куртуазностью он мигом найдет новых друзей. Заодно и узнает, что такое «урук-хай».

Хастред ожесточенно показал ему кукиш и решительно уселся самым что ни на есть оркским образом, скрестив ноги и подперев голову ладонью. Идти он никуда не собирался, зато собирался предаваться переживаниям. Из двух девиц, участвовавших в вождении хоровода в том, прошлом мире, ему понравились сразу обе, ибо статями отличались самыми нешуточными. Тем обиднее было отторжение, особенно сопряженное с обстрелом из луков и обзыванием урук-хаем. Особенно уязвляло это самое слово, тем более обидное, что вовсе непонятное: Хастред полагал, что все слова, произносимые таким тоном, ему уже ведомы.

— Тут уж орка лучше, — рассудил Панк. — Если что, он скорее за своего сойдет. Правда, все равно зашибут, дэмальские орки уважают только дородность, а где у него шейхское брюхо? Чумп, сходи таки ты. Тут как раз добычливость пригодится, чтоб из ничего найти что-то.

Зембус меланхолично добыл веточку, переломил, пошептал.

— Вон за тем холмом кто-то есть, — сообщил он Чумпу, который с досадливым фырканьем снялся с места и вышел из круга. — Но вообще, опять же, не наш мир. Хоть песку и можно где угодно насыпать, но кабы у нас такие ветры дули — хумансы бы особо не расплодились. И вообще едва ли выжили бы…

Чумп опасливо поскреб вокруг своего пучка волос и двинулся было в указанном друидом направлении, но тут прямо по курсу его самолично обозначилась предсказанная жизнь, лихим скачком выпрыгнув из-за дюны и приземлившись на ее верхушку. Страннющая оказалась жизнь, генерал озадаченно закашлялся, эльфийка распахнула глаза так, что они перекрыли весь ее остальной лицевой ландшафт, и даже бог покаянно промямлил что-то вроде «да, это я, кажется, промахнулся». Ибо было у жизни четыре руки, длинные усы-щупы, растущие из треугольной головы, выпученные фасеточные глазища, а в одной из передних — рук? лап? — она сжимала странное оружие — что-то типа клевца с клювами на все четыре стороны от древка, похоже что каменное. И вообще больше всего походила на гигантское насекомое, нежели на существо разумное, обремененное пониманием и знающее, где тут в окрестностях Хундертауэр.

От такого соседства Чумп в восторг не пришел и порхнул обратно в круг так проворно, что Хастред взял на заметку поучиться — в жизни все пригождается.

— Поехали отсюда! — потребовал ущельник, нервно передергиваясь. — Покажут же такое — до конца жизни будешь просыпаться в слезах. Чтоб мне столько рук! Ух я бы наработал! Вы бы все у меня… и не только вы!..

— Сделать? — обрадовалась эльфийка и энергично потерла ладошки. Пучки искр радостно брызнули из-под тонких пальцев. — Хвост еще могу прирастить… или из чего-нибудь трансформировать. А глаза такие у вас, гоблюков, вечно становятся, едва пиво завидите.

— Не надо, — испугался Чумп и спешно шмыгнул за широкую спину паладина. — Я лучше буду в слезах просыпаться. Я такой нытик, такой сентиментальный!

Генерал же, вытянувшись во фрунт, четким движением метнул ладонь к голове — и, чудное дело, страшила на дюне ответствовала похожим жестом.

— Свой пельмень, военнообязанный, даром что стрекузнечик, — снисходительно сообщил Панк. — Но все-таки не наш мир. В нашем я всяку тварь, способную за топор ухватиться, безо всякой монстер мануалы распознаю. Тем более таких видных, многолапых… Эх, бывай, таракашка! Жми дальше, штурман, у меня уже брюхо подводит, а на колбасу, как погляжу, рассчитывать до самого Хундертауэра не приходится.

— Ну и переборчивые вы, — скривился Бандерлог, и прозрачные стены вновь сомкнулись вокруг гоблинов.

Вновь понеслась звездная круговерть, на каком-то лихом вираже мелькнула, слегка искаженная переливами кокона, громадная драконья башка, разинула пасть, дохнула огнем, бессильно разбившимся о хрустальную стенку, даже не заставив ее запотеть…