Книга Тайна дочери пророка. Рука Фатимы - Франциска Вульф

Конечно, она ясно понимает всю опасность, по крайней мере чисто умозрительно. Но она решилась и не отступит от своего решения.

– Была не была! Маффео мне как отец. Не могу допустить, чтобы его племянничек, который чуть не погубил его, вышел сухим из воды или снова подсыпал ему яд.

Она поймала себя на тайной мысли: помогая Джинкиму, будет чаще с ним видеться. Но лучше ему этого не знать.

– Сомневаюсь, правильно ли ты поступаешь, но, вижу, спорить с тобой бессмысленно. Предупреждаю все же, что действовать тебе придется на свой страх и риск.

Разреши только присматривать за тобой. – И он тяжело вздохнул, а на лице мелькнула счастливая улыбка. – Хорошо, помогай мне разыскать этого негодяя, но при одном условии: регулярно отчитываться передо мной и не делать ничего, что повредило бы тебе и твоему ребенку.

Беатриче улыбалась: он беспокоится за нее – это заставляет сердце биться сильнее. Может быть, между ними действительно что-то возникло…

– Обещаю тебе! – заверила она.

– Хорошо. Тогда вернемся в Тайту. Нас там, наверное, уже хватились. Зачем нам лишние подозрения? К тому же стало холодать. Ты, наверное, замерзла?

Слегка пришпорив коня, он повернул его и поскакал в город. Беатриче следовала за ним, любуясь его прямой, гордой осанкой охотника и воина: подвижен, гибок – прямо сошел со страниц исторической книги с иллюстрациями.

Вообще-то она предпочла бы еще немного задержаться в степи, хотя, кроме неба, травы, нескольких холмов и лесов на горизонте, смотреть не на что. Но Джинким… его лучистые зеленые глаза, низкий, хрипловатый голос – словно голосовые связки обработали наждаком. От каждого звука этого голоса по телу пробегает дрожь…

Интересно – что он о ней думает? Временами кажется, что его тоже влечет к ней. Потом он вдруг замыкается в себе, и ей снова остается теряться в догадках. В самом деле он от нее ничего не хочет или просто робеет? А что если отважиться сделать шаг первой?.. Но как он отнесется к этому? Ведь даже в двадцать первом веке многих мужчин коробит, когда женщина первая объясняется в любви. А Джинким – гордый человек, его легко задеть, и тогда он совсем отвернется от нее. И конец всему, что еще и не началось…

Беатриче подумала о Маркусе, Али, Саддине, В отношениях с каждым были свои проблемы. Маркус в течение трех лет с успехом подавлял ее личность, а она этого даже не замечала. Отношения с Саддином оказались короткими: он собирался ее убить, или его заставляли это сделать – смотря с какой стороны посмотреть. Свою любовь к Али она осознала, когда было уже слишком поздно. Сейчас ей очень не хватает его. Жаль, что они так мало были вместе…

Почему в жизни все так сложно? Вдруг она вспомнила о бумажном свитке, который ей сунула гадалка. Что же там такое?..

– Смотри – там впереди, на горизонте, уже видны крыши Тайту. – Джинким потянул поводья, чтобы их кони шли рядом. – Скоро приедем. Но пока мы не во дворце, с его интригами, хочу попросить тебя об одном. Все, о чем мы с тобой говорили, должно остаться между нами. Даже Маффео и Хубилай не должны ничего знать.

– Конечно. Обещаю тебе. Ты действительно хочешь скрыть это от Хубилая?

– Да. – Он устремил взор к горизонту, где в лучах зимнего солнца, как разноцветные драгоценные камни в золотой оправе поблескивали изогнутые крыши города. – Когда-нибудь наступит подходящий момент, и я расскажу все Хубилаю. Но решу сам, когда этот момент настанет.

Беатриче не возразила ни единым словом. Но почему все-таки Джинким не хочет рассказать все брату? Конечно, она плохо знает хана, видела его всего дважды. И все-таки у нее сложилось впечатление, что у Хубилая острый ум и от него не ускользнет ничего, что творится в его царстве. Возможно, он догадался и об отравлении Маффео. Но это дело Джинкима; в конце концов Хубилай – его брат, а не ее. Пусть сам все и расхлебывает.

До Тайту добрались на удивление быстро. По какому-то тайному знаку с неба оба одновременно натянули поводья и остановились, пораженные открывшейся перед ними картиной. В ярких лучах солнца сверкал великолепный город. И все же чего-то не хватает этой красоте.

– Великий город. – В голосе Джинкима слышалось разочарование. – Не надо было Хубилаю его строить.

– Маффео и Марко говорили, что ты возражал против переезда. А почему?

– Тайту планировали и строили китайцы. Строили для иноземного правителя, к тому же монгола. Они люто ненавидят нас, монголов, и презирают. Когда строили город, просили богов не о благословении. – Он помолчал немного, собираясь с мыслями. – Мой брат думает, что, построив город внутри империи руками китайцев, сплотит державу. Надеется, что китайцы теперь примирятся со своей судьбой – покоренного народа. Признают наконец его своим правителем, потому что именно их город стал столицей их государства. Спит и видит себя во главе мировой державы, какой еще никогда не было на земле: все народы живут в ней в мире и согласии.

– Какие фантазии! – воскликнула она. – Если бы Хубилаю это удалось, на земле настал бы рай!

Джинким насмешливо фыркнул.

– В рай попадают лишь избранные – он сотворен не для простых смертных. Хубилай – мечтатель, и мечты его – глупость. Государства, о котором он грезит, никогда на земле не будет. Никогда, до скончания времен!

– Почему же, Джинким?

Мечта Хубилая о мирном многонациональном государстве с различными культурами настолько импонировала ей, что инстинктивно она отвергала пессимизм Джинкима, хотя понимала, что он прав. Это иллюзия – Хубилаю никогда не удастся претворить свою мечту в жизнь, история это подтвердит.

Межнациональные конфликты и войны в двадцатом веке покажут, что человечество в этом вопросе не продвинулось ни на шаг.

– Конечно, ничего не происходит, если все рассуждают, как ты. Каждый считает, что изменения невозможны, все должно оставаться по-старому, – ничего и не меняется. Мечта Хубилая говорит о его мужестве. Я восхищаюсь им. Все прячут в голову в песок, а он по крайней мере что-то делает.

Он с тоской во взоре смотрел на нее.

– Ты здесь совсем недавно и многого не понимаешь. Китайцы и монголы слишком разные: по образу жизни, по своим мыслям. Нет двух других народов, между которыми лежит такая пропасть. И Тайту не станет мостом через эту пропасть. Наоборот, я опасаюсь, что это переселение окончательно подорвет владычество Хубилая.

– Почему ты так думаешь?

– Взгляни на Тайту и сравни его с Шангду. Тайту – город с прямыми улицами, прямоугольными домами и квадратными площадями. Может быть, китайцам здесь и хорошо: они живут по своим, чуждым нам, жестким правилам. Мебель ставят только в определенном порядке. Или их танцы – каждый жест, каждое движение придуманы много веков назад. Но мы – монголы.

Джинким смотрел на раскинувшийся перед ними город, но казалось, в его глазах отражаются не яркие китайские крыши Тайту, а изящные, почти прозрачные башенки Шангду. Еле слышно он продолжал: