Книга Вспышка молнии - Рексанна Бекнел

Пребывая якобы в неведении о том, что рядом находится мужчина, Эбби одной рукой приподняла юбку, а второй принялась плескать воду на разгоряченное тело. Она проделала это, нагло игнорируя присутствие мужчины. Эбби ощутила одновременно и прохладу и жар. Интересно, как на это отреагировал Таннер?

Эбби наклонилась, поболтала в ручье руками, слегка повернула голову, высматривая Таннера, и была поражена. Он… стоял к ней спиной. Он вел себя, как будто ее вовсе не существовало.

Эбби послала в спину попутчику яростный взгляд, но его это нисколько не задело. Он был занят тем, что расседлывал Мака, снимая с него мешки с поклажей.

— Господи, Боже мой! — взмолилась Эбби и едва не упала, задев ногой за камень.

Таннер слышал ее возглас, но не обратил на него никакого внимания. Ее восклицание означало только то, что соблазнительные позы его спутница принимала нарочно, пытаясь спровоцировать его. Она хотела привлечь к себе его внимание, демонстрируя обнаженные ноги. Она хотела вызвать в нем желание, заставить его вожделеть. И — черт возьми — маленький нахалке это удалось.

Он разбудил в ней невероятную чувственность и теперь расплачивался за это. Впереди у них еще две недели езды, и каждая минута будет для него пыткой. Таннер закрыл глаза и глубоко вздохнул. Боже, помоги! Он будет держаться от нее подальше даже под угрозой смерти. Но он все-таки взглянул на Эбби.

Стоя на берегу ручья, она сушила на солнце руки. Одежда ее была забрызгана водой, и блузка еще плотнее облегала ее грудь. Мокрая юбка тяжело колыхалась, подчеркивая пышные бедра и ягодицы.

Таннер снова прикрыл глаза и едва не зарычал. Похоже, впереди его ждут две самые тяжелые недели в жизни.

Без сомнения, это были и самые долгие недели в жизни Эбби. И самые трагические. Прав был ее отец, Таннер Макнайт был холодным, эгоистичным человеком, поступками которого руководила только жадность. Он прекрасно обращался с оружием, с которым, казалось, появился на свет. Он очень умело охотился на зайцев, которые стали для Эбби и Таннера едва ли не основным блюдом. Очевидно, в охоте его привлекала игра: он выслеживал дичь, как человека.

Эбби сидела в седле, которое Таннер снял с лошади и устроил возле костра. Со своего места Эбби различала лишь его силуэт, темнеющий на фоне догорающего заката. Каждый вечер, пока женщина расчесывала волосы и заплетала на ночь косу, Таннер ухаживал за лошадьми: проверял им копыта, распутывал гривы и хвосты. И каждый вечер он пел им, вернее, мурлыкал или насвистывал какую-нибудь мелодию. Эбби не ожидала этого от Таннера. Она воздерживалась от комментариев, боясь, что он замолчит. Иногда он выбирал тягучие и плавные напевы, иногда — веселые, ритмичные песенки. В этот вечер Макнайт казался более оживленным, чем обычно. Едва они спустились с холма и оказались в долине, настроение у Таннера резко улучшилось, как будто это место было райским уголком, куда он давно мечтал попасть, а не очередным привалом. Наверное, настроение его улучшается по мере приближения к Чикаго, подумала Эбби.

Подумав так, она нахмурилась. Завтра они уже будут на берегу Миссисипи. Как только они пересекут границы штата Иллинойс, то попадут в Чикаго. Во время одной из их коротких бесед Таннер сказал, что железная дорога работает исправно. Лошадей он собирался оставить в Берлингтоне. А потом он навсегда исчезнет из ее жизни.

Эбби смахнула неожиданно нависшие на ресницах слезы. Как долго она еще будет надеяться на то, что он изменит свое отношение к ней?

— Сегодня вы в прекрасном настроении, — произнесла она достаточно громко, чтобы он услышал.

Свист мгновенно прекратился, и Эбби пожалела об этом. Почему она так трепетно относится к нему? Почему она, поняв, кто он такой на самом деле, не может продолжать жить, как жила раньше — без него?

— Чудесный вечер, — раздался его уклончивый ответ. — И мы находимся в прелестной маленькой долине, — добавил Таннер. В голосе его звучали странные нотки.

Эбби снова пришла в недоумение оттого, что он пребывает в прекрасном настроении.

— Да, действительно, это прелестное местечко, — согласилась она.

Лагерь был разбит на берегу широкой, но неглубокой реки. В долине то тут, то там росли раскидистые дубы и разлапистые клены. В кронах деревьев прятались птицы. Эбби заметила белок, зайцев и даже оленя.

— Да, прелестное место, — в который раз повторил Таннер. — Здесь можно построить отличный дом для большой семьи.

— Почему люди рвутся в Орегон, если еще остались такие места? — поддержала разговор Эбби. — Эта долина могла бы с лихвой воздать любому труженику, чем бы он здесь ни занимался — разводил скот или возделывал землю.

— В Орегон людей ведет надежда получить землю безвозмездно. В Миссури или Айове за такие прелестные уголки пришлось бы изрядно заплатить.

Эбби посмотрела на Таннера. Интересно, знает ли он, что она готова простить ему все? Она бы пошла за ним куда угодно и жила бы с ним где угодно, если бы он просто…

Просто — что?

Не давая себе труда додумать мысль до конца, Эбби вскочила на ноги, сжимая в руке расческу. Пробравшись босиком по траве в лесок, она остановилась возле Чины. Кобылка дружески потерлась мордой о ее плечо. За время пути они стали подружками. Но, поглаживая Чину, Эбби смотрела только на Таннера. Он, казалось, был полностью поглощен своим занятием. Женщина заставила себя заговорить;

— Что вы собираетесь делать после того как уедете из Чикаго?

Он слегка повел плечами и похлопал кобылку по крупу.

— Трудно сказать.

Эбби прикусила губу.

— Вы возьметесь за другую работу? Будете искать еще кого-нибудь?

— Вы хотите спросить, не собираюсь ли я выслеживать кого-нибудь за деньги?

Женщина поморщилась.

— Да! — выпалила она. — Собираетесь ли вы выслеживать еще кого-нибудь? Может, даже по просьбе дедушки?

— Нет. Не думаю.

Эбби не знала, как ей следует отнестись к этому ответу.

— Должна ли я предположить, что награда за мою голову будет столь высока, что вы перестанете нуждаться в деньгах? — саркастически спросила Эбби.

Он посмотрел ей прямо в глаза:

— Послушайте, Эбби! Не держите камня за пазухой на своего дедушку. Вы не можете обвинять его в том, что он использовал деньги, чтобы найти вас. Вы единственный родной человек, который у него остался.

— Я не имею ничего против него, — сорвалась Эбби. — Я осуждаю вас.

В воздухе разлилось напряжение, злость, недоверие, страх. Томление. Эбби не знала, что хуже.

Таннеру не удалось скрыть удивление. Овладев собой, он произнес:

— Наверное, это к лучшему.

— Я вовсе не жду вашего милостивого разрешения на свои чувства! — потеряв всякий контроль над собой, выкрикнула Эбби.