Книга Мой труп - Лада Лузина

- Ты же не видела?

- Неважно. Он спас Эвридику.

- Когда умер, - кивнула Оля. - Но умирает он страшно. Все плачут в финале. Даже меня проняло. Теперь Фирстов звезда.

- Не преувеличивай.

- Я не преувеличиваю, Саня. Все только о нем и говорят. Мой Шалевич - пример.

- Это случайность.

- А ты случайно не смотрела в окно? Выйди на балкон.

Я послушно пошла в гостиную. На Олином белом диване лежала двухметровая глыба Доброхотова. Втягивая ноздрями воздух, он трогательно посвистывал. Проходя мимо, я укрыла его сползшим на пол сиреневым пледом. Я почему-то решила, что ему холодно. Верно, потому, что меня морозило. Все мы воспринимаем мир - сквозь себя.

- Видишь? - тускло сказала Оля.

Еще позавчера его не было - еще позавчера на этом биг-борде висела реклама политической партии. Теперь там был Андрей.

«Смотрите в кинотеатрах с 1 сентября "Меня зовут Смерть"».

Моя смерть подарила ему славу, его смерть отдала мне мою жизнь. Даже если б мы любили друг друга, мы не могли б сделать друг для друга больше… Почему ж я больше не могла назвать смерть своим другом? Жестокосердная ко всем, она была и осталась моим хранителем! Она вывела меня из Аида. Она помогла мне понять глубину драм и трагедий. Она исполнила все мои глупые мечты. Я могла считать себя демиургом Андрея. Я могла гордиться им. Я могла поставить его на пьедестал и превозносить себя вечно…

…Потому что талантливые актеры не должны умирать на взлете? Потому что теперь в его жизни был смысл! Или потому что человека, смотревшего на меня с разноцветной рекламы, - не было. И не будет.

Он будет только киноиллюзией. Его придумают. Его полюбят. Его смерть, совпавшая с выходом «Меня зовут Смерть», создаст страшный, красивый миф. Миф будет жить. И все еще больше поверят в реальность странного господина Арко-Анри. Но Андрея - настоящего, смешного, веселого, беззаботного, эгоистичного, доброго, талантливого Андрея - нет. И нет никакого господина Анри, который вернет его мне. Есть только дыра. Бесконечная. Черная. Она ничего не возвращает.

Но 1 сентября это не помешает миру поверить в мою иллюзию. В прекрасную смерть с ошеломляюще красивым лицом Андрея Фирстова.

Я повернулась к Оле.

Она смотрела на свою иллюзию - огромный биг-борд - окно в «настоящую» жизнь, из которого ей вероломно улыбался Андрей.

- Хочешь правду? - Оля Коберникова стирала остатки своего «настоящего» лица. - Я ненавижу его.

- Андрей не любил меня, - сказала я.

«Это не я… - сказала я. - Ты!»

Я попыталась сдвинуть себя с места, подойти к телефону и позвонить в милицию. Но не могла. Как будто для обвинения Оли мне не хватало последних штрихов. Или попросту права обвинять ее?

Еще вчера, уверовав в истинность бутафорского мира Ануя, я выложила пятьдесят таблеток на стол. Вчера я могла умереть, поверив, что смерть - единственное место, где я могу жить. Позавчера Оля убила Андрея, поверив, что ее игрушечный мир - единственный, где она может жить.

Но разве не все женщины считают настоящим не собственное - а нарисованное сверху лицо? Разве не вся наша жизнь только ярмарка всевозможных иллюзий? Вальпургиева ночь. Вторая мировая война. Самосожженье раскольников. Ад революции. Еврейские погромы. Охота на ведьм. Самоубийства поклонниц Рудольфа Валентино и убийства, совершенные фанатами фильма «Прирожденные убийцы». Что это все? Только иллюзии. Превосходства над всеми. Нерушимости церковных догматов. Истинности убийственных лозунгов «режь буржуев», «бей жидов», «сжигай ведьм», «спасайтесь, православные!». Тысячи лет тысячи тысяч людей жили, убивали и умирали ради тысяч иллюзий.

Я могла убить Олю. Но не могла осуждать. Тем более, что я и собиралась убить ее… Что останется в тюрьме от красивой Оли Коберниковой?

- А давай нарядим елку, - сказала я. - Как тогда…

- Как тогда? - Олины губы неуверенно улыбнулась. - Давай… Я только накрашусь.

* * *

Пять лет назад мы собрались у Оли 30 декабря. В новогоднюю ночь она должна была вести вечеринку. Так же Оля встречала и прошлый, и позапрошлый Новый год.

«Я уже никогда не смогу отпраздновать Новый год, как нормальные люди», - вздыхала она, не зная, как скоро поймет, что эта беда - иллюзорна.

«Почему нет? - откликнулась я. - Давай встретим сегодня. Какая разница? Ведь Новый год - только иллюзия».

Все восприняли мой призыв. Сашик и Костя побежали в супермаркет за «Советским шампанским», мандаринами, оливье и селедкой «под шубой». Мы накрыли на стол. Мы бросались серпантином, танцевали и веселились до одури. И когда в двенадцать часов мы соединили бокалы, я поняла, что нет никакой разницы между Новым годом сегодня и тем, что будет завтра.

- Девочки, что вы делаете? - Доброхотов недоуменно привстал на диване.

Оля разглаживала ветки изъятой из кладовки искусственной елки. Я разложила на ковре игрушки. Игрушки с серпом и молотом времен детства моей бабушки Люси. Изумительно красивые, расписанные Костей вручную шары с театральными масками - артефакты далекой эпохи «ты гений». Шарики, с автографами знаменитостей, посетивших Олино шоу, висевшие на елке в новогодней программе «Все вместе». И гламурные дорогие игрушки, подаренные Ариной в прошлом году, - королевский жест той, кто по-прежнему может позволить себе быть королевой.

- Так что, гуляем? - спросил Доброхотов. - Может, всех позовем?

- Зови всех, - щедро махнула рукой я. - Арину, Сашика, Яниса. Звони им, скажи, что у Оли сегодня Новый год!

- И Женя здесь… - Доброхотов изучал свой телефон. - Сообщенье мне кинул. Позвоню. Может, он Андрея нашел.

Оля не отреагировала на мертвое имя. Теперь она улыбалась во всю ширину лица. Блестящие иллюзии уже висели на ветках. И, собравшись во круг, мы ощутим иллюзию Нового года. Иллюзию дружбы. Иллюзию яркой, веселой, праздничной жизни. И неважно, что со стороны мы будем похожи на персонажей пьесы абсурда.

Реально лишь то, во что ты веришь. Сколько вещей существует лишь в нашем сознании: любовь, праздники, принципы, правила, горе, радость, безысходность и даже ты сам - только коллекция твоих же иллюзий о себе.

- Ян и Сашик едут, - оповестил Доброхотов. - Они помирились…

…и пребывают в иллюзии, что так будет всегда. Их любовь вечна. Сашик станет идеальным. Костя - таким, как в первые недели любви. И неважно, что вечером они снова поссорятся.

- Арина едет, - Доброхотов издал самодовольный звук.

Звонок Доброхотова станет началом нового акта Арининой пьесы - о его любви к ней и Олиной ревности. И неважно, что завтра он уедет и забудет о ней. Забудет всех нас, и больше никогда не вернется сюда на гастроли.

- Слышишь, Саня? - заговорщицки подмигнул Доброхотов. - Женя согласился приехать, только когда я сказал, что это ты позвала. Два раза переспросил меня…