Книга Колодец пророков - Юрий Козлов

– Хорошо, майор. Считай, что суть операции в наглядном выявлении и, скажем так, максимально допустимой активизации сразу всех закономерностей исторического развития России. Я хочу, чтобы древо истины выросло, зацвело и принесло плоды прямо на моих глазах, чтобы с него сами собой отпали лишние сухие ветви. Я устал бродить во тьме с огнеметом, майор. Я хочу, черт побери, прочитать, что там начертано про Россию на этих невидимых скрижалях, которые, как известно, определяют путь человечества от вонючей пеленки до савана смердящего и которые не освещаются огнеметом… – определенно что-то вольно (в смысле добавления огнемета) процитировал генерал Толстой.

– Каким образом вы намерены побудить древо истины к столь стремительному росту?

Как ни странно, поставленная генералом Толстым цель не показалась майору Пухову чрезмерной или нелепой. Не он один хотел ясности. Ясности хотела вся Россия.

– Путем создания новых реальностей, которые, уничтожая, или, напротив, дополняя друг друга, будут последовательно, или непоследовательно, сменяться, пока, наконец, не утвердится единственная и, стало быть, истинная реальность.

– Не все реальности обладают необходимой энергией, – заметил Пухов.

– Но она неизбежно возникает в результате форсированного доведения до логического завершения основных, определяющих ныне путь, точнее беспутье, бездорожье России, тенденций, – возразил генерал Толстой.

Перед глазами майора Пухова встал обезьяноподобный вождь племени Шоша, поливающий в азербайджанском райцентре двухэтажное здание местной администрации из ручного пулемета. Почему-то на губах у Шоши была пена, а горячие стреляные гильзы отлетали от его обнаженного торса, не оставляя следов, как будто Шоша уже прошел закалку в ином пламени.

– Война всех против всех, – констатировал майор Пухов.

Он вспомнил, что говорил генерал Толстой о двух обязательных компонентах формулы стабильности в обществе. «Сначала пролитая за идею большая кровь, – говорил генерал, – потом воля меньшинства плюс искусно дозируемый страх большинства. Других рецептов стабильности общества человечество не выработало. Жаль только, – помнится, добавил генерал Толстой, – что и эта формула отнюдь не на все времена. Она, как и все сущее, конечна, стремительно конечна во времени и пространстве».

– Я бы не стал столь категорично утверждать, что это война всех против всех, – вилка генерала, как вертолет, зависла над столом, а потом подцепила с тарелки странного вида кривой соленый или маринованный корень, как если бы корень был эвакуируемым десантником. – Скорее, это конкурс сценариев, сынок.

– Какую именно сцену, товарищ генерал, вы хотели бы доверить мне в сценарии-паломничестве или пьесе-путешествии? – поинтересовался Пухов, который сколько ни блуждал взглядом по столу, не мог отыскать, кроме копченого угря, не то чтобы приемлемой, а мало-мальски привычной закуски. Стол был накрыт с капризом. К своему ужасу, Пухов увидел, что то, что он раньше принимал за жареные баклажаны, в действительности является… тоже жареной, но… саранчой! Видимо, странный стол соответствовал новому физическому облику генерала Толстого. Прежде он утолял голод блинами с искрой. Сейчас – жареной саранчой.

– Я же сказал, что тебя это не касается! – важно ответил генерал Толстой.

Майор Пухов подумал, что, старик, пожалуй, переигрывает.

– Но если бы… ты, чисто теоретически, естественно… я бы доверил тебе красивую ностальгическую сцену по так называемым уходящим объектам.

– В вашем распоряжении достаточно специалистов, отменно работающих по уходящим объектам, – усмехнулся Пухов. – В былые дни, товарищ генерал, вы доверяли мне более интересные сцены.

– Ты не прав, сынок, – подцепил на вилку саранчу генерал Толстой, стремительно отправил ее в рот. – Речь идет об эпической – в духе Тараса Бульбы – сцене. Я тебя породил, я тебя и… убью, – со вздохом выговорил глагол, который ни при каких обстоятельствах не употреблялся, когда речь шла об «уходящих объектах», говоря по-простому, намеченных к уничтожению людях. – Возьми себе генерала Сака, сынок. Сковырни с нежного белого тела России сосущую ее кровь вошь!

– Разрешите идти, товарищ генерал? – поднялся из-за стола Пухов.

– Я бы не обиделся, сынок, даже если бы ты опрокинул этот чертов стол, – ласково посмотрел на него генерал Толстой. – Хочешь, представлю тебя к очередному воинскому званию? Будешь подполковником российской армии. Ты знаешь, что такое быть подполковником российской армии, сынок?

– Так точно, – автоматически ответил Пухов. – Похороны с оркестром и пенсия вдове.

– Согласись, сынок, – тоже встал из-за стола генерал Толстой, – ты сам заставил меня сказать про генерала Сака, ведь так,?

– Мне очень понравилось определение: «сосущая кровь России вошь», – оглянулся в дверях Пухов. – Но, боюсь, вы употребили его не по адресу.

– И это прощаю тебе, сынок, – с невыразимой грустью посмотрел на него генерал Толстой. – Больше в этой жизни мы не встретимся. Отныне ты совершенно свободен во всех своих действиях, майор. Дело о семидесяти семи миллионах долларов, которые ты взял в пустыне в качестве трофея, застрелив своих товарищей, закрыто. Деньги твои, майор. Только не забывай, сынок, – услышал майор Пухов голос генерала Толстого уже в коридоре, – предначертание выше судьбы, а судьба выше воли. В этом случае не имеет ни малейшего значения, от кого исходит приказ. Он может исходить от шелудивого пса, или камня посреди поля. И ты выполняешь его, майор, потому что ход вещей не зависит не только от одной твоей воли, но и от воли всего человечества, ведь так, сынок?

…Мотель «Глория» был для гулийцев в Москве чем-то средним между прифронтовым укрепленным штабом, гостиницей, госпиталем, местом отдыха, резиденцией для переговоров, вероятно, тюрьмой для подследственных, которых сюда доставляли в просторных багажниках «линкольнов» и в глухих железных салонах микроавтобусов, казино, публичным домом, тренировочной базой, авторемонтной мастерской, а также информационно-аналитическим и разведывательным центром, куда стекались данные о криминальной и политической (иные данные гулийцев не интересовали) ситуации в Москве. Здесь же принимались решения, которые или немедленно передавались на места (когда там могли обойтись своими силами), или же из ворот «Глории» на дикой скорости вылетали джипы с вооруженными бойцами, что почти всегда обеспечивало в общем-то немногочисленным в столице России гулийцам количественный и качественный перевес над их азербайджанскими, чеченскими, да, пожалуй, и русскими конкурентами.

Не раз Пухов предлагал руководителю Центра по борьбе с терроризмом ликвидировать осиное гнездо, но у того на сей счет имелась собственная теория, суть которой сводилась к тому, что у ос, когда их изгоняют из старого гнезда, неизбежно происходит цивилизационно-генетический сдвиг по фазе. В новом гнезде верх берут новые – младшего поколения – осы, куда более жестокие и безжалостные, нежели прежние зажравшиеся старшины. «Я знаю, чего можно ожидать от Нура и Сака, – утверждал руководитель Центра, – и не хочу иметь дело с новыми молодыми беспредельщиками».