Книга Надежда - Вера Толоконникова

Последние инструкции, которые мы даем друг дружке в стиле «ничего страшного не будет. Немножко умрете. Потом воскресим. Если получится. А если нет, судьба. По рву замка прошла трещина и все «дрогнуло». Мы не верили, что ковчег полетит. Но в трещину не надо было «верить» мы ее видели. В полет не надо было верить, мы летели. В то, что замок летающий, не надо было верить, это нам расскажут потом очарованные жители Бестужево. Были «Очарованные странники» и не менее очарованные зрители. И возможно очарованные наблюдатели ЦРУ, УОББЯ, которые смотрели на это через свои шпионские спутники, которых, помимо НЛО-Дырамы, на бестужевском небосклоне одновременно можно наблюдать 5 – 6. Самый милый – северо-корейский, с узкими иллюминаторами. А иногда – южно-корейский, потому что от него доносится музыка бессмертного «Ганнам стайл».

Была пауза. Как в «Весне священной» Стравинского. Перед заключительной вакханалией. Называется «Поцелуй земле». А потом стало «хорошо». «И было им хорошо!». Но не от суррогатного «драга», а жизнь стала… хорошей… веселой.

Видимо замок «свернулся» и влетел через Дыраму в мир иной.

Амок-гибернация от перемещения в тонкое тело.

И я проснулась уже в «амоке». Амок не название нового наркотического вещества. Это скорее психотехника. Кома наоборот, креативная кома.

Амок давал вот что: люди не теряли сознание, они переставали мучительно переживать время, ожидание. Тем более, что они не знают, когда конец пути. И подозревают, что к конечной точке прилетят их правнуки. Тонкотельный «амок» дает кайф. Основное тело – эндорфиновое, как обычно, но с легким серотониновым эффектом: грустинка-ностальджинка. Но не до рвоты и, главное, привыкания нет.

Мы пролетали особый мир – мир монад. Которых шестьдесят миллиардов по Рериху. Монады – как души, споры душ, так человек между воплощениями проживает 1000 лет. Все утрачивает телесность и субъектность. Мир принадлежит цистам, оболочками, космическим простейшим, инфузориям. Их сначала можно принять за инопланетную форму жизни. А потом понимаешь что они это мы. Они наши зерна, семена. Залетит самолет слишком высоко, а рядом с ним душа твоего соседа с соседнего кресла летит. «Смотри, Вася, вот тоже ты летишь!» Или жена: «Ну и страшный! Куда я смотрела. Туловища нет, ноги прямо от головы». Это похоже на «пузыри земли» или говорящие комочки, которые мне уже являлись, когда я испытала состояние «вечности» между двенадцатым и тринадцатым ударами кремлевских курантов на новый 2009-2010 год. Для любителей поговорить на темы философии, китайских болванчиков и индуистских бодисаттв, во что, разумеется, я, не то, что не верю, я отношусь к этим делам нормально, как современный человек к любым попыткам запудрить ему мозги. Если это не слишком навязчиво и пафосно. Как к тем двум часам, которые проводишь в кино или театре, или в интернете. Да интересно, да, обогатились. Ну и? Но интересно же! Тем более, когда видишь что это «правда». Какая-то странная, монстрозная, перевернутая, «через жо», но «правда». Ты не веришь в это, ты видишь это.

Стены лабиринта были, как пруд заросший ряской. Только круглый, он образовывал трубку, по который мы летели. Стенки трубки. «Римановский» пруд, пруд-бутылка. Диаметр был, надо думать, большой. Или замок уменьшился. Из ряски выскакивали и кричали что-то жалобное… «Воплотите нас снова». Но я на них высокомерно смотрела. Я – с миссией. Мне не с руки помогать ничтожным.

ВНУТРЕННИЙ КОСМОС.

Космос – это не то, что окружает землю и не вселенная. Это космос как переживание космоса. Проживание времени.

Первые данные о «внутреннем космосе» из воспоминаний космонавтов. «Был какой-то промежуток. Я не понимал где это. Это совпало с перегрузкой. Может у меня мозги поехали-поплыли вот так специфично?» Приборами, ЭЭГ не зарегистрировано, как, например, не зарегистрирован момент, когда человек влюбляется, или к нему приходит мысль. «Как озарение. Как голос. «Кто-то» сказал». Внутренний космос – это образ мыслей, состояние сознания. «А вам не кажется, что такой образ мысли дает, например, напиток Северное сияние? Это когда хирург после операции выпивает полстакана спирта и вслед за ним сразу шампанского. И тоже «как влюбляешься», и как «мысль приходит» и «человечки» могут быть. Мгновенно же всасывается», – говорил космонавту врач космодрома. «Вы хотите сказать, что мы в космос вообще не летали, а сидели на космодроме и пили спирт с шампанским?» «Ну, такого я хотел сказать…». «Хотели, хотели, по глазам вижу». «Ну, что отпираться, хотел. Только ты никому не говори».

И ВОТ Я СТАЛА ПРИХОДИТЬ В СОЗНАНИЕ.

И счастье закончилось.

Появились мысли типа: о чем мы думаем, когда ни о чем не думаем?

Откуда приходит интуитивное озарение.

Что мы представляем, когда говорят «бесконечность».

Что мы представляем, когда говорят 1000 триллионов.

Явно не то, что когда пьем спирт с шампанским.

КТО-ТО ПРИШЕЛ?

Но кто? Зеленые люди с гребнями, как ирокезы панк движения периода упадка. Так сказать, пламенеющая готика панка, маньеризм панка, декаданс панка. Они, как бодлеровские цветы зла, и были цветами зла.

Это похитители морские и небесные. Плавники, тельняшка с глубоким вырезом на спине для плавника. Жуть. И видно, как поблескивает чешуя между грудями в лучах заходящего третьего солнца или восходящей пятой луны.

«АШУРАПЕНКРАТЪЪЪЪ УУУ», – сказали космические панки. И если я не отвечу что-то подобное, меня съедят. Пытаюсь сказать это «АШУРПЕНКРАТЪЪЪ УУУ». Твердый знак и «У» получилось, «ашурпенкрат» нет. Все слиплось во рту. А если большие мухи восьмидесятикилограммовые вытеснили людей, и если я еще раз открою глаза, увижу – на меня смотрят фасеточные глаза и ротовой аппаратик – «кусалка», в сантиметре от моей нежной кожи. Нежной кожи подружки Мадонны.

О! Да это медсестра Аня. Муза Мельпомена. «Аня, превед».

«Превед, превед, медвед. Просыпаемся помаленьку и встаем. Графиня Надя Франкенштейн, вас ждут великие дела», – сказал Аня.

«Ждуд. Штуд. Сдут. Не поусяеся с виикими диами. Ждуд поусяеца, с веикими неа но есе не весер. Да же? Да же?», так я говорила первые пять минут, потом нормально.

Вокруг меня мои семь или восемь подруг и сестричка Полли.

Мы пошли исследовать пространство и размяться.

Отсеки трюма с разными видами собак и кошек. Отдельно. Сидят в клетках смирно. Преисполненные фатализма и дум о великой битве.

Трюм имеет форму круга, разделенного на секторы. Как секторная диаграмма. Все просыпались и были радостные и неловкие как аватары после ванны, где их «доводили» до кондиции. Пушок их гонял по трюму.

Он не злой, он просто хотел есть.

Много моторов, винтов, отсеков, вентилей, сигнальных ламп и указателей типа «машинное отделение», «хранилище радиоактивного полония», ракеты. Странная надпись на латинице, но вроде речь идет о «русском предмете». B.OT.I.N.O.K.

Ботинок?! Может это и есть та бомба Всея Земли, которой все уши одно время прожужжали, ища компромат на Титира Стругацкого. Но если бомба «ботинок», то это хрущевская бомба. Деньги Титя делал, но бомбу вряд ли. Ботинок 600-го размера с лазерной пушкой и на воздушной подушке. Или тоже какой-то «глонас» или «фобос-грунт». Моэет даже не ботинок собственно, а е-Ботинок. Станут выдвигать, не выдвинется, «заест» «шестеренку», «выдвигалку», и послышится «Ё-е-е-е…». Или «Ах ху-ху, ах ху-ху» – вариант вальса. Или на более позднем этапе, «пиналка» сломается. И тогда послышится…