Книга Двойная рокировка - Ной Чарни

Барроу вновь заметил троицу в глубине зала. Что им надо, черт бы их подрал? Опять он вляпался в какое-то дерьмо.

— Этот портрет был заказан джентльменами, которые на нем изображены. Они стоят у высокого стола, загроможденного множеством странных предметов и инструментов. Это два французских посла — светский и церковный. Близкие друзья, представлявшие Францию при дворе Генриха Восьмого. На первый взгляд это парный портрет, символизирующий дружбу. Но на самом деле все гораздо сложнее. Копайте глубже!

Стол в центре картины имеет две столешницы. На верхней стоят астрономические приборы: астролябия, звездный глобус, телескоп и так далее. На нижней мы видим измерительные и музыкальные инструменты, земной глобус, ноты. А это что за инструмент, похожий на луковицу? Правильно, Кэтал. Спасибо за подсказку. Да, это действительно лютня. Итак, на картине изображены предметы, относящиеся к Земле и небесам. Но это здесь не главное. Просто художественный прием. Подойдите поближе и посмотрите на струны лютни. Видите? Одна из них порвана. Если вы начнете играть на этой лютне, звуки окажутся нестройными. Это символ того, что в земном царстве царит раздор. Понимаете, к чему я клоню?

— Нет, — громко сказал кто-то.

— Тогда заткнитесь. В небесах гармония, на Земле разлад. Наверное, нам нужна еще одна подсказка. Вот она. На листке нотной бумаги записано одно из произведений Мартина Лютера. Юрская, вы сможете определить тему картины, опираясь на две эти подсказки?

Юрская стала разглядывать картину. «Какие у нее красивые глазки», — подумал Барроу. Потом посмотрел в глубину зала. Черт.

— Ведь Генрих Восьмой разорвал отношения с католической церковью и основал англиканскую? — заговорила Юрская. — И Лютер отошел от католицизма приблизительно в то же время. Значит, картина символизирует разногласия на Земле из-за каких-то там христианских догм, в то время как на небесах все по-прежнему о'кей. Проблема заключается в толковании христианства на Земле.

Барроу улыбнулся:

— Похоже, вы абсолютно правы. Хорошо сказано! Вы заслужили кусочек печенья. Это и есть тема картины. Но перед тем как вы разбежитесь, чтобы поесть в какой-нибудь забегаловке и подымить косячком, я вам покажу еще один трюк. Посмотрите на косой белый предмет в центре нижней части картины. Непонятно, что это такое. А теперь сдвиньтесь вправо и снова взгляните на эту штуку.

Студенты медленно потянулись к правому краю картины, не отрывая глаз от бесформенного белого предмета, изображенного под столом. Постепенно он стал обретать форму и, в конце концов, оказался человеческим черепом.

— Вот блин! — послышался голос Натана среди множества подобных восклицаний. — Клевый прикол.

— Действительно, клевый. Разделяю ваши восторги. Этот трюк называется анаморфозом, то есть искаженным изображением предметов. Гольбейн здесь проявил особую выдумку, поскольку его фамилия означает «полая кость» — иными словами, «череп». Анаморфоз — это живописный прием, при котором предмет изображается таким образом, что может быть отчетливо виден только с определенной точки. И тогда белое пятно превращается в великолепный человеческий череп. Предполагается, что эта картина висела в узком коридоре, по которому к ней подходили с левой стороны. При смещении зрителя хотя бы на один градус череп превращался в бесформенное пятно. Когда вы проходите мимо картины, а потом поворачиваете назад, перед вашими глазами возникает череп. Это своего рода memento mori,[67]напоминание, что человек смертен и поэтому должен вести добродетельную жизнь, чтобы быть готовым в любой момент предстать перед Господом. Проходя мимо этой картины, вы как бы проживаете человеческую жизнь. В молодости смерть кажется нам нереальной, но к концу дней ее призрак все настойчивей маячит у нас за плечом…

Заметив, что троица двинулась в его сторону, Барроу резко оборвал свой рассказ.

— На сегодня довольно, цыплятки. Вы свободны.

Студенты быстро разошлись. Глубоко вздохнув, Барроу шагнул навстречу мужчинам.

— Что вам угодно, джентльмены?

— Это для вас, — сказал один из них, протягивая профессору конверт.

Сглотнув, Барроу посмотрел на пухлый прямоугольник.

— Если это отрубленная рука, я буду весьма разочарован.

Мужчины не улыбнулись.

Барроу снова посмотрел на конверт, потом нерешительно взял его и заглянул внутрь. От изумления он даже приоткрыл рот. Конверт был набит новенькими двадцатифунтовыми купюрами. Зажмурившись, он быстро закрыл конверт и тяжело вздохнул.

— Очень вам признателен, джентльмены.

— С благодарностью и наилучшими пожеланиями от нашего общего работодателя.

Мужчины повернулись и медленно пошли к выходу. Воровато оглянувшись, Барроу быстро сунул конверт во внутренний карман пиджака. Никто ничего не видел. Профессор пощупал выпуклость на левой стороне груди.

Оглянувшись, Барроу встретился глазами с черепом на картине. «Чего вылупился, приятель?» — мысленно произнес он, отвернулся от картины и пошел к выходу. На лице его играла мученическая улыбка.

ГЛАВА 31

Ирма взглянула на Гарри. Тот явно ничего не слышал. Она перевела взгляд на звонивший телефон, потом снова на Гарри, затем на свою тарелку с картофельной запеканкой и снова на телефон. С трудом поднявшись с кресла, Ирма прошаркала к аппарату.

— Алло! Одну минуточку, — проговорила она, прижимая трубку к пышной груди. — Гарри, золотко, это тебя.

Оторвавшись от созерцания заката, Уикенден посмотрел на улыбавшуюся жену и взял трубку.

— Да, это я. Кто это? Как вы нашли мой… Но я… Хорошо. Не может быть. Хм. Но…

Дальше послышались гудки.

— Ошиблись номером? — улыбнулась Ирма.

Гарри не ответил.

— Я пойду посижу в гостиной, — объявила Ирма, выплывая из кухни.

Через десять минут Гарри появился в гостиной, где Ирма смотрела «Коронейшн-стрит» и ела соленые чипсы. Его левая рука была просунута в рукав пальто, волочившееся за ним по полу. Остановившись между Ирмой и телевизором, Гарри наступил ногой на правый рукав. Она вопросительно приподняла уголок рта.

— Мне позвонил какой-то неизвестный, который непонятно как нашел мой телефон, и сказал, будто видел нечто, способное меня заинтересовать. Я срочно ухожу.

Гарри сделал паузу.

— Похоже, тебя это не очень волнует.

— Я просто думаю, кто бы это мог быть. Появляется неизвестно откуда и сообщает такие сведения. Разве за информацию обещано вознаграждение?

— Нет.

— Тогда зачем ему звонить?

— А что здесь такого?

— Но ради чего?

Гарри нахмурился.

— Перестань, Ирма. Может быть, он поступает как добрый самаритянин. Таких людей не так уж мало…