Книга Главное доказательство - Павел Орлов

Основная прелесть «янисчницы» заключается даже не в ее вкусе. Суть в том, что это блюдо можно употреблять как горячим, так и холодным – в любом случае оно произведет впечатление. Положите такой квадратик между двумя ломтиками хлеба, смазанными смесью майонеза и горчицы, и получится изумительный сандвич. А еще порежьте «янисчницу» мелкой соломкой, добавьте нашинкованных маринованных огурчиков, отварной картошки, заправьте майонезом, в который раздавлен зубчик чеснока – и у вас готов оригинальный салат.

Словом – приятного аппетита!

Я как раз взбиваю в миске пару яиц, как вдруг из комнаты раздается приглушенный сигнал мобильного телефона. Вообразив, что это Оля увидела мой непринятый вызов и решила перезвонить, я пулей лечу к письменному столу, хватаю мобильник и той же пулей возвращаюсь к плите, на ходу нажав клавишу ответа. Однако это – увы! – оказывается не моя недавняя знакомая, а, напротив, знакомый, причем довольно давний – уже упоминавшийся Слава из управления ФСБ.

– Здорово, дружище! Ты не занят?

– Нет, все нормально, говори! – вежливо вру я, выливаю яичную смесь на сковородку, бросаю горсть мелко нарезанного укропа и, отчаянно пытаясь удержать трубку возле уха, прижимая ее плечом, тру сыр прямо над сковородкой.

– А вот я занят, поэтому долго говорить не могу. Для тебя есть интересная информация, поэтому все бросил и пуделем метнулся за карандашом и бумагой!

Делать нечего. Попросив приятеля пару секунд подождать, я накрываю сковородку крышкой, быстро направляюсь в свою комнату, где после недолгих мытарств нахожу авторучку и на подвернувшейся под руку бумаге – кажется, старой квитанции на квартплату – под Славкину диктовку записываю предназначавшуюся мне информацию.

Когда спустя мгновение до меня доходит смысл сказанного, кулинария моментально отходит на второй план.

Согласно данным пограничной службы аэропорта «Пулково», гражданин Глебов Дмитрий Алексеевич, родившийся 16 марта 19** года в городе Ленинграде, прибыл в Санкт-Петербург второго сентября сего года рейсом из Окленда через Куала-Лумпур (где ж такое, господи?), а четвертого сентября вылетел из Санкт-Петербурга обратным рейсом. Местом своего постоянного проживания в анкете Дмитрий Алексеевич указал город Веллингтон (Новая Зеландия), а цель прибытия – посещение родственников. Между прочим, до этого свой родной Санкт-Петербург названный гражданин посещал три года тому назад…

Нормально, да? Это к вопросу о совпадениях. Мало мне Богомолова с Шушкевичем, Бердника с Михайловской, Лейкина с Мошинской, так еще и этот. Утконос недоделанный. Хотя нет – утконос в Австралии водится, вместе с кенгуру. А в Новой Зеландии, если верить рекламе, делают сыр «Фендейл». Ну, вот и подумайте! Целых три года Глебов-младший преспокойно проживал аж на другом полушарии, жрал этот самый «Фендейл», и никакая ностальгия его не брала. А тут вдруг Дмитрий Алексеевич ни с того ни с сего приезжает в родной город всего на три дня, и на второй из этих трех дней его папочку находят мертвым в собственной квартире, из которой, к тому же, исчезают триста тысяч долларов наличными.

Я, как уже говорилось, математику никогда не любил и не знал толком, но тут и соображать особо нечего. Давайте на минуту предположим, что смерть Глебова-старшего совпала по времени с приездом Глебова-младшего совершенно случайно. Тогда, разложив три дня на три года, мы получим вероятность такого совпадения, равную одному к тремстам шестидесяти пяти. Не маловато будет, а?… Спасибо, кстати говоря, господину Эйнштейну – или кто там эту чертову теорию вероятностей изобрел.

И самое главное – все это очень вовремя. Стоило мне нащупать ниточку, отработать и почти уже реализовать версию, как тут же на меня, как из рога изобилия, посыпались «вновь открывшиеся обстоятельства». Где, спрашивается, они раньше были?!

Я уж не говорю о том, что есть у меня и еще одна мыслишка. Сидит она где-то очень глубоко, но периодически, как только я начинаю заново анализировать все известные мне факты, дает о себе знать. Забыли мы про одного человечка, который.

Нет, так у меня точно крыша поедет. Самое время вспомнить третье правило Коли Николаева и начать решать проблемы в порядке их поступления. Поэтому Глебов-младший подождет, а у нас на очереди.

Блин – «янисчница»! Газ же надо было убавить после того, как сыр засыпал!!!

Я бросаюсь на кухню, хотя, судя по запаху, заполнившему коридор, можно уже особо и не спешить. Единственное, что я теперь могу сделать, – это выключить газ, открыть форточку и воткнуть в розетку электрический чайник. На ужин опять будет чай. Пустой. Из принципа ни одной вакуумной упаковки не вскрою!

Ничего не скажешь – вполне достойное завершение столь суматошного дня.

– Что делать-то будем? – вздыхает Платонов, в очередной раз взглянув на часы.

– Ждать, – пожимаю я плечами.

Ждать. Столь неромантическая, но одновременно столь необходимая составляющая нашей работы. И сколько историй, связанных с этим ожиданием.

Сейчас, правда, нам жаловаться грешно: и в тепле, и под крышей, и покурить можно. Салон, правда, тесноват: мы с Платошей мужчины далеко не мелкие. Но бывало значительно хуже.

Помню, по молодости одного клиента караулил. Дело зимой было, а его тогда долго ждать пришлось. На улице – мороз около двадцати градусов, а я, придурок, в легких брючках да в фасонных ботиночках на кожаной подошве. На дискотеку вечером собирался, так надо ж фасон держать. Вот и плясал!

А еще как-то раз одного человечка пришлось на заброшенной даче поджидать. Напарник-то в машине остался – подъезды караулить, а я решил на чердаке устроиться. И обзор хороший, и укрытие надежное, и сигнал, ежели что, подать можно. Кто ж мог знать, что там осы гнездо обустраивают, и появление милиции в их планы совсем не вписывается. Мне после этой засады три дня отпуска дали! Нет, мы там никого не поймали. Просто шеф попросил, чтобы я своей рожей не смешил коллег и не пугал посетителей…

– Ты хоть позвони туда, в офис, узнай, там он или нет, – не унимается Серега.

– А куда торопиться? Еще только половина десятого.

– Вот именно! А пересменка у них в девять – сам же говорил.

– Это в обычные дни. А в выходной они, как и везде, наверняка позже меняются, чтобы поспать подольше… Слушай, а ты чего суетишься-то? С Ленкой, небось, встретиться договорился?

– Сначала дело надо сделать, – угрюмо бормочет Платонов, но при этом отводит взгляд.

Понятно. Особые отношения Сереги с Леной Романовой из информационного отдела ни для кого в конторе секрета не составляют, поэтому и вам совершенно спокойно о них рассказываю. Между прочим, чтобы там ни говорили про «где живешь» и «где работаешь», Платошу вполне понимаю – имел однажды «удовольствие» быть представленным его законной супруге. Поговорив с оной буквально пару минут, я поспешил откланяться, вспомнив при этом известную мысль Толстого про подобие человека дроби, где числитель – это то, что он из себя представляет в действительности, а знаменатель – то, чем он себя воображает. Эта Татьяна, возможно, и не так глупа, как это кажется первый взгляд. Но ярко выраженный эгоцентризм и громадное самомнение в сочетании с отсутствием элементарной человеческой и житейской выдержки делают общение с ней, мягко говоря, малоприятным. Оперируя критериями Льва Николаевича, знаменатель там явно зашкаливает. А уж про совместное проживание с подобной особой и думать боюсь. И вообще: в ЗАГС – если только под конвоем. Усиленным, а то сбегу.