Книга Таня Гроттер и магический контрабас - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стремясь различить слова, титаны повернули к ней заросшиеуши и закивали. Теперь Тане стало ясно, почему перстень сорвался с ее пальца ивыбросил искру. Он откликнулся на свою же магию, которую сам же произвел многолет назад, когда был на пальце у ее отца – Леопольда.
– Ч-и с ни? По-у о-и не прихо?.. – невнятновыговорил Бриарей.
– Они мертвы... Чума-дель-Торт убила их, – струдом выговорила Таня.
– Чуа-е-То... Чуа-е-То! – повторили Гиетт и Котт,и ненависть перекосила их лица.
С ужасной силой они стали бить кулаками в стены. Посыпаласьгранитная крошка. Казалось, весь Тибидохс наверху заходил ходуном. Таня упала изажала руками уши. Заметив это, титаны, спохватившись, остановились. Таняувидела, что многие головы плачут, и крупные слезы путаются в их взлохмаченныхбородах.
– Т-ои роди-ели бы-и хоро-ие лю-и! – всхлипывая,прогудела главная голова Бриарея. – О-и жа-ели нас и хо-ели нам по-очь.По-отому и сде-али этот ход. Ты то-а бы-а сов-ем ма-енькая. Лео-льд ста-алсядать тебе наде-ую за-иту, что-ы ты мо-а ни-его не бояться, и ему это уда-ось.Ты от-яла у Чу-ы всю ее си-у. Но будь осторо-а: Чума может ве-уть ее. Мы ее всенена-идим. Мы чу-уст-ем: во-оса больше нет, а Чу-а где-о ря-ом...
Внезапно крайней голове Бриарея пришла какая-то мысль, онашепнула ее той голове, что была рядом, та шепнула следующей, и наконец волнадокатилась и до главной говорящей головы титана. Вслед за этим несколько дюжинрук стали поспешно рыться по карманам, пока в руки Тане не лег средних размеровглиняный кувшин, запечатанный сургучом. Громадная ладонь держала его бережно,опасаясь раздавить.
– Зде-есь ды-ание Зем-и, ко-орое дает си-у. Используйее, ко-а о-а будет тебе ну-а. Мы хо-ели дать такой же пузырек Леопольду, но онот-а-ался. Ате-ерь и-и! П-ощай и не за-удь нас!
Таня машинально прижала к себе кувшин. Бриарей поднял ладоньи с усилием просунул руку в узкую щель, через которую Таня сюда и попала.Ухватившись за плиту, девочка с трудом выбралась наружу, и тотчас ступенька снегромким щелчком встала на прежнее место. Когда Таня выпрямилась и Баб-Ягун сВанькой Валялкиным увидели ее, то уставились на нее так, будто она поднялась измира мертвых.
– Где ты была? Мы видели, как ты спускалась, а потомвдруг раз! – и куда-то исчезла, а потом где-то внизу как заревет! –воскликнул Ванька, бросаясь к ней.
– Я провалилась... провалилась туда, подлестницу, – выдохнула Таня, испытывая облегчение, что вырвалась из тесногоподземелья.
– Провалилась? Туда? Но постой, там же... Только неври, что ты была у титанов! – потребовал Баб-Ягун, но, вглядевшись вТанино лицо, буквально сполз на пол. – О нет! Это невероятно! Там же никтоне бывал! – простонал он.
Таня понимала огорчение своего приятеля. Раньше во всемТибидохсе один лишь Баб-Ягун ухитрялся влипать в немыслимое количество историй.Теперь же она его переплюнула, да еще как! Естественно, самолюбивый внук Яггебыл подавлен. Зато Ванька, кажется, искренне гордился ее успехом. На его чумазомлице широко расползлась счастливая улыбка.
– Что вы тут делаете? Были у Жутких Ворот? А Сарданапалоб этом знает? – Рядом послышался неприятный хохот, и из стены выглянулПоручик Ржевский.
Таня обернулась к нему и едва не завопила. Ножи из спины Поручикакуда-то пропали, зато вместо головы у него красовалось большое чугунное ядро.
– Небольшое ранение. Вот такусенькая пролетела! Почтичто миллиметраж! – пояснил очень довольный Ржевский и, заржав своей шутке,полетел демонстрировать ядро Усыне, Горыне и Дубыне.
– Думаешь, скажет Сарданапалу, где нас видел? –спросил Ванька.
– Не знаю. Может, забудет. Видишь, как он доволен, чтосменял где-то голову на ядро, – пожал плечами Ванька. Он еще раз огляделТаню и весело добавил:
– Ты, кстати, значок потеряла. Воображаю, как огорчитсяШурасик, если не увидит завтра на тебе свое дружильное сердечко.
– Да, жалко... Но не лезть же за ним к титанам? –сказала Таня и вдруг расхохоталась.
– Чего ты заливаешься? Надо мной, что ли? –подозрительно спросил Баб-Ягун, одергивая свой злодейский балахон. Внук Яггеуже жалел, что надел его. Оно, конечно, для маскировки хорошо, да уж больнонелепо.
– При чем тут ты? Я представила себе титанов с«дружильным» значком Шурасика на груди... – едва выговорила Таня, и теперьуже засмеялись все, включая Баб-Ягуна.
Поднявшись по ведущей из подвала лестнице, они вновьуткнулись в сплошную стену.
– Неужели Поклеп замуровал этот ход? – недоверчивопробормотал Ванька, ощупывая массивные валуны кладки. – Быть не может,чтоб он хотя бы невидимой арки не оставил.
После десятиминутных поисков невидимая арка все-такинашлась, и они вышли прямо между двумя мраморными атлантами, стоявшими у входав Большую Башню. Оба мраморных атланта негромко похрапывали, продолжая держатьна своих могучих плечах свод.
– А я-то думал: чего они тут торчат, вроде как приделе? Оказывается, тут скрытая арка! – прошептал Баб-Ягун и, на цыпочкахпроскочив мимо них, нырнул в Зал Двух Стихий. Таня и Ванька последовали за ним.Вскоре они благополучно пробрались на жилой этаж, ухитрившись не попасться наглаза взбешенному Поклепу, упорно подкарауливающему их у другой лестницы.Гробыня дрыхла на своей кровати, накрытая с головой Черными Шторами, которыеухитрились-таки сползти с карниза. Вредные Шторы противненько хихикали. Должнобыть, они подглядывали Гробынины сны, чтобы завтра целый день, летая по школе,показывать их всему Тибидохсу.
Таня хотела согнать их заклинанием «Дрыгус-брыгус», нообнаружила, что смертельно устала. Она поставила глиняный кувшинчик подкровать, спрятав его в футляр с контрабасом, рухнула поверх одеяла и уснула...
Обережное зелье
На другой день до обеда Поклеп Поклепыч собрал всех в ЗалеДвух Стихий. Его одутловатое лицо тряслось от гнева, а под глазами были мешки.Таня догадалась, что он не спал всю ночь, карауля лестницу, ведущую в подвал сучительского этажа. Рядом с завучем стояли академик Черноморов и Медузия,выглядевшие ничуть не менее строго. Однако суровый вид не мешал Медузииморщиться и отодвигаться от Поклепа, распространявшего резкий и неприятныйзапах. Похоже было, что он вновь, как и в ту ночь, когда Таня видела его вБашне Привидений, натерся чем-то вонючим.