Книга О чем рассказали мертвые - Ариана Франклин

Да и может ли сдержанная, умная женщина, с самой обыкновенной внешностью, очаровать завзятого сердцееда! В горячке сэр Роули много и любострастно бредил о ней, приводя Аделию в сладостное смятение, но… он не понимал, что говорит.

Она вспоминала, как сборщик податей исповедовался о своих приключениях в Святой земле. Воспринимай он собеседницу как женщину и будь хоть чуточку влюблен в нее, Пико не нарассказывал бы столько о тамошних красавицах, да еще и в грубых выражениях. Так можно открыть душу священнику-приятелю — скажем, настоятелю Жоффре. А разговаривая с дамой сердца, выбирают другие слова и темы.

К тому же сэр Роули мечтает стать епископом. А это означает целибат. Стать любовницей? В наше развращенное время редкий церковный иерарх не имеет конкубины. Одни живут в грехе открыто, внаглую. Другие прячут своих сожительниц от посторонних взглядов, но вокруг них роятся сплетни и догадки. Но то-то будет сценка у небесных врат! «Аделия, а ты чем в жизни занималась?» — «Господин ключник, я поначалу подалась в медицину, а потом — в блудницы и зажила с епископом, который запамятовал, что давал Господу обет безбрачия».

Ну а если сэр Роули предпочтет стать бароном и править в своих владениях? В этом случае брак возможен. Но, как всякий феодал, Пико пожелает иметь наследника. Желательно не одного. Это значит — рожать, заниматься хозяйством и воспитанием детей, красоваться на пирах и приемах, а может, и при королевском дворе появляться. Пустая трата времени и сил, которые пригодились бы на ниве медицины. Барон Пико быстро обзаведется гаремом из брюнеток, которые нарожают ему бастардов. Не будет брезговать ни дамами, ни безвольными крестьянками…

Рисуя картинки морального разложения супруга-барона, Аделия авансом пришла в такую ярость, что ошарашила вошедшую Гилту неожиданными словами:

— У этой свиньи дежурьте сегодня вы с Мансуром, а я пошла домой!

На лестнице ей повстречался Иегуда. Он осведомился о здоровье сэра Роули и пригласил Аделию полюбоваться новорожденным. Ребенок, сосавший грудь Дины, был подозрительно мал, однако производил впечатление здорового. Родители жаловались, что сын плохо набирает вес.

— Мальчик такой слабенький, что мы договорились с раввином отложить на восемь дней обряд обрезания, — сказал Иегуда и встревоженно спросил: — Как вы думаете, он успеет окрепнуть за это время?

Аделия ответила, что это правильное решение. При необходимости можно отложить обрезание и на больший срок.

— У меня мало молока, — сказала Дина. — Малышу не хватает.

Знания Аделии в области акушерства были ограничены общими представлениями: ее главный учитель Гординус придерживался мнения, что беременностью и родами должны заниматься повивальные бабки, а доктору следует вмешиваться только в случае тяжелых осложнений. Это убеждение подкреплялось реальными фактами салернской жизни: у мужчин-докторов умирало больше детей, чем у повивальных бабок. Медики и церковь в унисон возмущались терпимостью Гординуса в отношении повивальных бабок. Лекари считали их «непросвещенными», церковь — ведьмами.

Однако худоба ребенка была настолько очевидна, что Аделия решилась дать совет:

— Попробуйте взять кормилицу.

— Где ж ее найти? — печально возразил Иегуда. — Мы загнаны в крепость и отрезаны от остального мира. Дина — единственная кормящая еврейка.

— Давайте я попрошу леди Болдуин найти ее вам, — сказала Аделия и осеклась. То, что она предлагала, могло вызвать яростный протест. В свое время Маргарет появилась в их салернском доме в качестве кормилицы и только потом стала няней. И Аделия знала, что итальянские евреи берут христианок-кормилиц не обинуясь. Однако тут, в крохотном анклаве упрямцев, к молоку шиксы могло быть другое отношение…

Но Дина приятно удивила лекарку своей терпимостью. Метнув строгий взгляд на мужа, который хотел возмутиться предложением иноземки, она сказала:

— Молоко есть молоко. Сама я не осмелилась просить леди Болдуин. Надеюсь, она найдет нам здоровую и хорошую кормилицу.

Иегуда нежно погладил жену по голове.

— Не кори себя, — сказал он. — Что у тебя мало молока не твоя вина. После всего пережитого можно только радоваться, что ты смогла благополучно выносить ребенка.

«Ага, — подумала Аделия, — похоже, отцовство идет вам на пользу, ученый задавака! Поумнел, смягчился!» И Дина выглядела куда счастливее, чем прежде. Возможно, отношения в этом браке, вопреки ожиданиям, все же уладятся.

— Спасибо, доктор, — сказал Иегуда.

Аделия быстро возразила:

— Не называйте меня так! Доктор — Мансур Хаиун из Аль Амараха. Я не более чем его помощница.

Еврей понимающе потупил глаза.

Без сомнения, все кругом уже знали, что на столе в шерифской кухне именно Аделия оперировала сэра Роули. Это было опасно. И без того кембриджские лекари были настроены против приезжих. Если они проведают, что Мансур вовсе не доктор, у нее будет масса неприятностей. Да и церковь навалится: в Англии женщина-медик — невиданное существо, недопустимая мерзость. В одиночку здравомыслящий настоятель Жоффре не сможет ее защитить. Поэтому Аделия решила при помощи Гилты распустить слух, что операцию она делала под руководством доктора Мансура, который как раз в тот день по мусульманским законам не мог прикасаться к крови.

— Мы назовем мальчика Симон, — сказала Дина.

— Спасибо, — растроганно отозвалась Аделия.

Из башни она вышла окончательно окрыленной. Не только сэр Роули остался жив, но и Симон — в ребенке Дины и Иегуды! Все в ней пело. Это любовь, догадалась Аделия, озирая мир новыми, счастливыми глазами. Любовь, даже обреченная, окрыляет душу. Никогда чайки не кружили столь величаво в небе, а их крики не казались такими пронзительно-нежными…

Салернка двинулась в сторону сада — навестить могилу друга. У стены играли дети, мальчик и девочка.

— Это ваша собака? — спросил мальчик.

— Да. Страшила.

— Он смешной, — сказала девочка. — А вот араб, который с вами, тот страшный. Он колдун, да?

— Нет, Мансур хороший и добрый. Он доктор.

— Это он залатал сэра Роули? — спросил мальчик.

— Да, а я ему помогала.

Тут Аделия посмотрела в сторону недавно построенного помоста с виселицами и ахнула.

— Кто привязан к столбу? — спросила она.

— Сэм и Брейси, — солидно пояснил мальчик. — Пятый день стоят. И поделом. Пустить чернь с острогами в крепость! Тоже мне стражники! Папа говорит: если евреи виноваты, то казнить их следует по закону, а не самочинно.

— Сэм говорит, они не своей волей пустили, — сказала девочка. — Иначе убили бы.

— Стражники должны биться до смерти! — возразил мальчик. — А то — хвост поджали. Небось ваш Страшила, случись чего, за вас глотку перегрызет. Настоящий защитник.

— О нет, по моему псу тоже позорный столб плачет! — улыбнулась Аделия. — Но как же можно выстоять так долго? Вы говорите, пятый день?!