Книга В компании куртизанок - Сара Дюнан

Фьямметта зовет меня после полудня. Войдя, я застаю ее сидящей в кресле с миской какой-то белой пасты перед напольным зеркалом. Она наносит на лицо маску, хотя сегодня не четверг, отведенный для подобных процедур.

— Доброе утро, Бучино. — Она взглядывает на меня, улыбаясь. Ее голос звучит звонко, настроение явно приподнятое, хотя мне-то известно, что она не выспалась. — Как рынок?

— Я отпустил Мауро одного. Я слишком поздно вчера лег, потому что долго дожидался тебя.

— Ах, прости! Я же просила Тициана послать записку. Разве ты ее не получил? Он заставил меня позировать так долго, что проще было остаться и поужинать у него. Приходил Аретино. Ах, как грубо он высказывался о картине! Он даже обвинил меня в том, что, лежа в такой позе, с рукой на лоне, я ублажаю себя. Подумать только! Уверяю тебя, ему до смерти надоело разыгрывать святошу, он опять берется за старое. Это не ты мне, случаем, говорил, что он снова сочиняет поносные стишки? Я спросила его об этом, но он уклонился от ответа. И все же мне кажется, что на самом деле портрет ему понравился. Обычно он восхищается всем, что выходит из-под руки Тициана. Но ты-то куда более честный судья, чем все они. Тебе как кажется?

— Мне очень жаль, что мы не можем купить эту картину, — отвечаю я, стараясь говорить таким же непринужденным тоном, что и она. — Иначе бы мы повесили ее на стену, напротив нового зеркала, и установили бы скользящие цены: одна сумма — за час в обществе живой женщины, и другая — за нарисованную.

Фьямметта фыркает:

— Ах, Бучино, не смеши меня! Мне нельзя смеяться, пока маска на лице.

— А к чему такой уход за лицом? Или я перепутал дни недели?

Она пожимает плечами:

— Помнишь, что ты сам мне говорил? В нашем деле не существует такой вещи, как излишняя красота. Ну вот видишь, я прислушиваюсь к каждому твоему слову.

— Вижу, — говорю я. — А в котором часу ты вернулась домой?

— О, поздно. Часа в два или, может быть, в три.

— Тебя Марчелло привез, да? А где он сейчас? Утром лодки не было.

— Э-э… ну да. Знаешь, бедняжка так долго меня дожидался, что я отпустила его на остаток ночи и на все утро.

Ясное дело — он бы был только помехой, когда приплыла другая лодка! Я выжидаю. Если она скажет мне, то это произойдет сейчас. «А кстати, Бучино, я должна тебе кое в чем сознаться. Прошлой ночью меня навестил Фоскари… Знаю, ты рассердишься, но было уже поздно, у меня было свободное время, и я уверена, он за все заплатит, когда получит деньги на расходы». Это же так легко. Но вместо этого она продолжает молча накладывать пасту, и постепенно фарфоровая белизна карнавальной маски покрывает все ее лицо. Скоро на нем не останется ни тени выражения.

— Ты хорошо спала? — спрашиваю я, глядя в сторону.

— Мм. Ты не представляешь, до чего это утомительно — долго-долго неподвижно лежать на кровати и глазеть в пустоту.

— Не сомневаюсь.

Наступает молчание — и разрастается. Нам с ней нужно о стольких вещах поговорить. Не только о Фоскари, но и о визите еврея. Она тоже должна узнать о камне и о молодой женщине, о том, как много лет назад воровка буквально ускользнула из наших рук. Ведь это часть нашего общего прошлого. Но раз она утаивает от меня что-то, я поступлю так же. У меня странное чувство, будто я вернулся в комнату, из которой вышел совсем ненадолго, а в ней уже так переставили мебель, что я словно заблудился и не понимаю, как все могло измениться так быстро. Мне снова вспоминается тот вчерашний миг в саду у Тициана, когда она перевела взгляд с меня на жасмин. Потом я вижу ее лицо на картине. «Куртизанки думают о чем угодно, это зависит от того, чего вы хотите от них». Это их работа. Она, как и я, — искусная лгунья. Даже ее стоны — притворство. Обычно. Ибо притворством она зарабатывает себе на жизнь. Нам на жизнь.

— Ты здоров, Бучино?

— Я? А почему я должен быть болен?

— Не знаю. Ты выглядишь таким понурым в последнее время.

— Я занят. Дела отнимают много времени.

— Знаю. И никто не умеет вести их лучше тебя. Но все ли в порядке? Я имею в виду, хорошо ли идут дела? Ты бы сказал мне, если бы что-то было не так, а?

— Да, дела идут неплохо.

Я слышу вокруг этот шелест. И все-таки если ты заметишь змею, которая уже вползает в райский сад, ее еще можно поймать, не дать ей взобраться на дерево.

— Фьямметта. — Я выдерживаю паузу. — Я знаю, что кто-то был у тебя этой ночью.

— Что? — Она поднимает голову. Маска уже застыла, так что ее оторопь выдают лишь глаза, взгляд острый, словно осколки камня.

Я набираю в грудь побольше воздуха.

— Я знаю, что у тебя был Фоскари.

— Откуда ты знаешь? — В голосе ее слышна тревога. — Ты что — шпионил за мной?

— Нет, нет. Я плохо спал. И проснулся от шума его отчаливавшей лодки.

Она пристально смотрит на меня, словно проверяя, правду ли я говорю. Но при необходимости я умею лгать так же ловко, как она. Мы же с ней не случайно стали партнерами по игре. Она нетерпеливо машет рукой, потому что ясно, что теперь, когда ее разоблачили, дальнейшая ложь бессмысленна.

— Пустяки. Ну, я хочу сказать… он просто заехал ко мне по пути домой, чтобы кое-что подарить.

— Подарок! Как щедро с его стороны. Ты приняла его лежа?

— Ха! А если даже так, то кому до этого дело?

— Мне, — говорю я. — Потому что он мне должен деньги.

— Вот оно что! Значит, это тебе он должен деньги, а не мне. Что ж, в таком случае я вынуждена тебя разочаровать. Он приходил лишь для того, чтобы прочитать мне свои стихи.

— Стихи?

Она пронзает меня сердитым взглядом, сознавая, сколь жалка ее выдумка.

Я качаю головой:

— Неужели? И о чем же там говорилось? О том, как он любит тебя?

— Бучино! Он же молод, он захвачен всем этим действом любви. Ты сам знаешь, как это бывает.

— Нет, не знаю. Даже если б и знал, не в этом суть. У нас с тобой уговор. Когда мужчина приходит к тебе не по расписанию, ты ставишь меня в известность.

— Я пыталась это сделать. Вчера я говорила тебе: Фоскари желает меня навестить. Он не отнимал ничьего времени. Лоредан отменил свой визит. Я была свободна. Но ты не хотел ничего слушать.

— Все было совсем не так, Фьямметта, и ты сама прекрасно это знаешь. Ты отказалась принять Альберини, и мы с тобой сошлись на том, что Фоскари не придет, потому что у него нет денег.

— А-а! Да он заплатит потом. Боже мой! Да не разоримся мы с тобой из-за него! Чего ты хочешь от меня, Бучино? — Она уже не на шутку разозлилась, и ее лицо гневно подергивается под маской, от которой отлетают мелкие чешуйки засохшей белой пасты. — Нам что, не хватает на еду? Или клиентов стало мало? Разве у меня висят груди или, может быть, я слишком много пью? Разве я не справляюсь со своим делом? Разве кто-нибудь уходит недовольным? И вот — я хочу увидеться с одним клиентом всего на час и не докладываю тебе, потому что это тебя рассердило бы.