Книга Миллион в кармане - Андрей Дышев

Анна пришла в себя без стона, тряхнула головой, подняла лицо, посеченное осколками стекла, и прошептала:

– Надеюсь, это все? Больше не едем?..

Она мешала Владу сесть и дотянуться до левой двери. Вылезти через выбитое ветровое окно было невозможно: сплющенная крыша машины сузила отверстие.

– Ты можешь что-нибудь сделать? – с раздражением спросил Влад.

Анна, морщась от острой боли, ухватилась за край рамы и подтянулась.

Влад не поверил своим ушам: Анна заплакала навзрыд, и ее голос стоном раненой волчицы разлетался по лесу. Он торопливо вылез из машины и, прихрамывая, кинулся за ней.

Он догнал ее, схватил за руку и попытался прижать к себе, но Анна вдруг с яростной силой оттолкнула Влада и с размаху влепила ему пощечину.

– Убирайся! – закричала она. – Я тебя ненавижу! Я вас всех ненавижу! Подонки! Подонки!! Я не хочу никого видеть!! Я хочу умереть…

Она упала на траву лицом вниз. Рыдания сотрясали ее тело. Влад, кусая губы, стоял над ней. Это хорошо, думал он. Пусть проплачется. Ей станет легче. С любовью расстаешься всегда с кровью и болью. Поболит – и перестанет. Зато она уже навсегда выкинула Вацуру из сердца и похоронила его имя.

Глава 48

Батюшка в самом деле прекрасно ориентировался на местности. Профессиональный бродяга и благодетель шел в гору по лесной тропе столь решительным и уверенным шагом, словно этот маршрут он преодолевал ежедневно много лет подряд. Я, со всей своей стайерской закалкой, едва поспевал за ним. Лада шла со мной вровень и виду не показывала, что устала, хотя это было заметно по румянцу на ее щеках и лихорадочному блеску глаз.

– Уже близко, – сказал отец Агап, когда мы вышли на полянку, изрытую оврагами.

Мы остановились на очередной привал. Лада попросила не оглядываться и отошла в сторону. Когда она вернулась, я заметил, что молния на кармане сумки, в котором лежала книга с пистолетом, наполовину раскрыта, чего до этого не было. Она достала оружие и пристроила его где-нибудь за поясом или в нагрудном кармане.

У нас с Ладой еще не было четкого плана. Мы действовали по принципу: главное – ввязаться в драку, а там посмотрим.

Занятый своими не слишком стройными мыслями, я не заметил, как островок леса посреди обширного альпийского луга стал редеть и между стволов деревьев показались красные кирпичные стены. Батюшка сбавил темп и безмолвно махнул рукой, предупреждая нас об осторожности.

Лада пошла вперед, раздвигая перед собой ветки. Я взял чуть правее, чтобы подойти к дому с торца. Мы не знали, где расположен вход, какая сторона меньше всего просматривается из окон, и шли наобум, крепко рискуя. Лес редел, мы уже видели черные оконные рамы и тонированные стекла, большую террасу с чугунной оградой и белыми столиком и стульями, мраморную лестницу и массивные двери с тяжелой золоченой ручкой. Площадка перед входом была замусорена стройматериалом: под листом рубероида лежали мешки с цементом, рядом – пирамида кирпичей, штабель вагонки.

Лада щелкнула пальцами, привлекая мое внимание, и показала рукой на угол дома. Там, под окнами, стоял мой «Опель». Я сразу заметил, что обе правые двери изуродованы вмятинами и глубокими продольными царапинами. Кто бы знал, какие нежные чувства испытывает настоящий автомобилист к своему детищу!

– Ну, воскресший утопленник, – пробормотал я. – За машину ты ответишь отдельно!

Злость придала сил и подавила страх. Я уже нес пистолет открыто, держа его на уровне пояса. Деревья остались за нами. Дом, кидая огромную тень, нависал над головой.

Лада первой добралась до входной двери, встала к ней спиной, нервно глядя по сторонам, как телохранитель политика на митинге. Мы с батюшкой тоже добежали до двери, встали рядом с Ладой и отдышались.

Лада осторожно нажала на ручку. Как ни странно, дверь поддалась и безвучно разинула пасть. Я бы с удовольствием подыскал какое-нибудь иное сравнение, но в голову навязчиво лезло только одно: поднялась планка мышеловки, напряглась пружина, показалась аппетитная приманка…

Я схватил Ладу за плечо. Она почувствовала мою нерешительность и, оттолкнув меня, юркнула внутрь. Толкаясь, словно в магазине за дефицитом, следом за ней пролезли и мы с батюшкой. Мышеловка не захлопнулась. Сильная пружина всего лишь мягко прикрыла за нами дверь.

Мы стояли у белой лестницы, облицованной мраморной плиткой. Дом молчал. Лада стала медленно подниматься по ступеням. Она предпочитала идти в неизвестность с пустыми руками, чем показать, что у нее есть «макаров». Я остановился перед дверью, ведущей в комнаты первого этажа, но Лада отрицательно покачала головой и показала пальцем наверх, предлагая начать «осмотр экспозиций» с третьего этажа. Соображает! – мысленно оценил я ее способность к логике.

На третьем и втором этажах ремонт только начался. Там не было ни паркета, ни плинтусов, ни дверей, и мы беспрепятственно бродили по пустым комнатам.

В одной из комнат мы увидели кровать. Лада заглянула под нее и достала оттуда наручники, плеть, кожаные шипованные браслеты, какие-то дурацкие кожаные трусы или плавки и обрывки веревок. Подняв плеть двумя пальцами до уровня глаз, она покачала головой и вопросительно взглянула на меня.

– Хозяин, по-моему, страдает садизмом, – негромко сказала она.

Я отвернулся, пряча недобрую улыбку. Профессионализм, как шило в мешке, не утаишь. Лада в первую очередь обратила внимание на те вещи, с которыми ей, прямо или косвенно, приходилось иметь дело по долгу службы. Садист так садист, от этого вывода нам ни жарко, ни холодно.

– В доме никого, – подытожила Лада перед тем, как потянуть на себя тяжелую входную дверь.

Я пожал плечами, мол, этого следовало ожидать. Вполне возможно, что Олег увел отсюда Марину и Курахова еще вчера. Может быть, они уже выкопали с десяток ям где-нибудь в карпатской глубинке, может быть, даже нашли несколько гнилых шишек. Так или иначе, здесь следы Ковальского обрывались.

Мы вышли из дома во двор. Напряжение спало. Я вновь почувствовал слабость. Рана напомнила о себе. Я коснулся предплечья и почувствовал, что рукав куртки вымок. Значит, кровотечение опять открылось.

Лада заметила перемену в моем настроении. Она проследила взглядом за моей ладонью, которой я поглаживал ноющий бицепс.

– Надо перебинтовать, – сказала она, с досадой посмотрела вокруг, словно бинты росли на деревьях, и решительно добавила: – Я сейчас!

Она исчезла за дверями дома. Я побрел к своему раненому «Опелю». Нас с машиной постигла одна участь. Она страдала, как и я.

– Как вы думаете, – дрожащим голосом произнес батюшка за моей спиной. – Есть шансы, что Марина еще жива?

Я машинально кивнул, даже до конца не расслышав вопроса, открыл переднюю дверь и сел за руль, втягивая носом знакомый до боли запах нового автомобильного салона. Провел рукой по грязной панели – стряхивали пепел, мерзавцы! Открыл крышку «бардачка». Там по-прежнему лежали мои вещи – пластиковые стаканы, предохранители, щетка для мойки стекол.