Книга Книга - Алекс Тарн

Сева отрицательно покачал головой.

— Знаешь, Серега, мы лучше…

— Понял, понял… — тут же подхватил Сережка. — Можешь не договаривать. От вас только что искры не летят. Сам-то я больше по блондам, но баба клевая, сразу видно. Трахайся сколько влезет. Завтра поговорим, как проснешься.

Ночью Сева вышел на кухню попить воды; Сережка сидел там, свесив голову над бутылкой виски и стаканом. Сева сел напротив.

— Понимаешь, Севушка, — сказал Сережка, будто продолжая только что прерванный разговор. — Все, вроде, пучком, а вот — не сходится. Ты вот приехал, напомнил мне о Климе, как он правила свои искал. Я про это сейчас часто вспоминаю. Неспроста, ох неспроста… — Сережка погрозил в пространство согнутым пальцем. — Он, Клим, понимал, что делал. Потому что без правил никуда. Жизни нет, смысла. Ты вот, к примеру, телку привез, потрахаться. Скольких я таких пережарил — не счесть. Сначала кажется: вот оно, настоящее, ради чего стоит… ну, и так далее. А потом смотришь: шиш с маслом. И с деньгами то же, и с делами, и со всем. Ты только не обижайся, я это не про твою конкретную любовь-морковь говорю, а вообще.

— Клим погиб на прошлой неделе, — сухо сказал Сева. — Въехал под грузовик.

— Да что ты? — удивился Сережка. — Тогда давай помянем. Возьми вон там стакан. Лед в холодильнике. Ну… и нашел он чего-нибудь?

— Не знаю, — пожал плечами Сева. — Может, и нашел. Давай…

Выпили, не чокаясь. Сережка хмыкнул:

— Ты, может, думал, что я со стула упаду или заплачу. А мне как-то пофиг, не знаю, почему. И должен бы загоревать, да не могу. Перед тобой-то чего притворяться?

— Отяжелел ты, Серега.

— Да и ты не полегчал…

Они помолчали.

— Серега, а Серега? — позвал Сева.

— Чего?

— Ты что, клад нашел? Откуда эти хоромы, Лисий Нос, тачка с холуем?

— Нашел… — невесело ухмыльнулся Сережка. — Клад духовный. Лет эдак десять назад сижу я, зубами стучу, думаю, как бы с голоду не подохнуть. И прибегает ко мне Витенька… помнишь такого? — с нами работал… ага, тот самый. Слушай, говорит, тут такое дело. Намыливают на центральном канале мексиканскую мыльную оперу под названием «Роковая страсть». Выйдет в мае. Ну, говорю, а я тут при чем? А при том, говорит, что клад твой сидит в настоящую минуту в баре гостиница «Прибалтийская», пьяный по самое не могу и ждет, когда ты его заберешь. Что такое, говорю? Да вот, говорит, приехал владелец прав этой самой «Страсти». Если, говорит, сейчас откупить эти права и одновременно с выходом сериала выпустить серию дешевых книжек в мягких обложках, то можно такие миллионы захапать, каких ты даже во сне из своих печек не выковыривал. Ну а я, ты помнишь, легкий на подъем был. Поехали, говорю, посмотрим. Приезжаем, значит, в гостиницу. И точно: сидит в баре не то испанец, не то португалец, не то буркина-фасо-доберманец. Как, говорим, насчет прав издания на великом и могучем? Это, говорим, поможет рекламе вашего сериала. Он подумал и говорит: что ж… Давай-ка выпьем, Севка.

Сережка налил, и они с Севой выпили.

— Ну вот. Что ж, говорит. За издательство на великом я, говорит, возьму двадцать пять кусков, а за могучего — еще двадцать пять. Деньги маленькие, а потому жду до завтрашнего утра, не позже, поскольку улетаю в свое Буркино-Пуэрто-Рикано. Принесете — ваше. Не принесете… ну и так далее. Вышли мы, а Витенька весь дрожит. Я, говорит, в жизни себе не прощу, если мы этот шанс упустим. Стали мы деньги искать. К утру наодалживали у разных бандитов — до июня под бешеный интерес. А дело было, как сейчас, в январе, только снегу дофига выпало, не то что теперь. Перевели сценарий с испанского. Сел я писать книжки.

— Ты?

— Я. Да ты пойми, там не важно было как, лишь бы диалоги сохранить. А действие — все равно какими словами. «Ее высокая грудь вздымалась…» и так далее. Короче, за три месяца написал я двадцать четыре книжки, по две в неделю. Сидел, как проклятый. К началу мая подготовили в печать, на последние деньги. Сидим, дрожим — либо пан, либо пропал. Наступает май, а сериала нет как нет. Отложили, падлы. Вот уже и июнь, пора деньги отдавать, а у нас — ни копья, жратвы купить не на что. Стали бандиты приходить, нехорошо, говорят. Знаем, говорим, господа бандиты, но ситуация такая вот и такая. Дайте нам еще один месяцок под грабительский ваш процент, а уж мы вам потом с лихвой. А бандиты говорят: вы, ребята, как видно, фишку совсем не просекаете, а она, между тем, такова. Если вы нам завтра же все бабки на бочку не положите, то мы, говорят, натянем тощие жопы ваших жен на ваши пустые головы, засунем туда же в качестве прокладки ваших детишек и получившийся бутерброд скормим свиньям пригородного совхоза «Путь Ильича». Давай-ка, Сева, еще по одной.

— Кошмар, — сказал Сева.

— Ага. В общем, выхода у нас не было, кроме как попробовать спрятаться. Но нас все равно нашли. Сначала Витеньку, а потом меня. И тут мне повезло больше, чем Витеньке. Мне просто сказочно повезло. Потому что в той команде, которая меня нашла, за старшего был наш сердечный дружок Пашка-Шварценеггер. Помнишь такого?

— Конечно.

— Вот и он меня вспомнил. Вспомнил и поручился своей светлой, хотя и немногословной головой. Вот, собственно, и все. В июле вышел сериал, а в сентябре я стал миллионером.

— А Витенька?

— Я же тебе объяснил: Витеньке не повезло. Исчез Витенька вместе с женой и двумя дочерьми. Как корова языком слизнула… — Сережка неприятно рассмеялся. — А может, свинья из совхоза «Путь Ильича».

Он снова разлил по стаканам.

— Как-то ты слишком гонишь картину, — сказал Сева. — Я много пить разучился.

— Ну так не пей, — разрешил Сережка и выпил сам. — А я вот, как видишь, глушу по-черному. Ночью не заснуть. Днем не проснуться. А если пьешь, то, вроде как, при деле.

— А кроме этого?

— А кроме… — Сережка сделал торжественное лицо. — А кроме — продолжаю свой нелегкий труд по производству дерьма и скармливанию оного всем слоям населения. У меня издательство, Сева. Маленькое, но свое. Специализируемся по мыльным операм. Русский народ любит оперов, особенно мыльных… — он расхохотался собственной шутке. — Параллельно подрабатываю пиаром, политтехнологиями… это ведь тоже разновидность мыльной оперы, как ты, может быть, знаешь.

Они снова помолчали.

— Знаешь, — задумчиво проговорил Сережка. — Мне ужасно жалко Витеньку, сам не знаю почему. Вот Клима не жалко, а Витеньку — да. Хотя я, поверишь ли, даже с женой его знаком не был и дочек тоже ни разу не видел. Он будто во мне поселился и живет… — он вдруг снова пьяно заржал. — И Витеньки кровавые в глазах…

— Разве ты виноват в его смерти? — холодея, спросил Сева.

Сережка пожал плечами, плеснул себе в стакан, выпил.

— Да, вроде как, нет… Но я его, типа, наследник, вот ведь какие пироги. Да и вообще. Все тут… — Сережка сделал неопределенный жест. — Все тут его наследники. Духовные, я имею в виду. Помнишь, как мы его называли в бригаде?