Книга Тайна Найтингейла - Филлис Дороти Джеймс

И Далглиш перечислил имена всех: учащихся, старших сестер, хирурга, фармацевта — всех, кто находился в Доме Найтингейла в ту ночь, когда умерла Джозефин Фаллон.

— Кажется, она упоминала Маделин Гудейл. По-моему, они дружили. Имя Кортни-Бриггз тоже чем-то знакомо. Но я не помню никаких подробностей.

— Когда вы последний раз видели ее?

— Недели три тому назад. У нее был свободный вечер, она пришла и приготовила ужин.

— И какое она произвела на вас впечатление?

— Она не находила себе места и очень хотела поскорее заняться любовью. А перед самым уходом сказала, что больше меня не увидит. Через несколько дней я получил письмо. В нем просто говорилось:

«То, что я сказала, остается в силе. Не пытайся искать меня. Это не из-за тебя, так что не волнуйся. До свидания. Спасибо.

Джо».

Далглиш спросил, не сохранил ли он письмо.

— Нет. Я храню только важные бумаги. То есть, я хочу сказать, у меня нет места, чтобы копить письма.

— А вы не пытались снова связаться с ней?

— Нет, она же просила меня не делать этого, да и какой смысл? Наверно, если бы я знал про ребенка, я бы попытался. Хотя не уверен. Я ничем не мог бы помочь. Я не мог бы иметь ребенка в таких условиях. Ну, вы же сами видите. Разве это возможно? Она никогда не собиралась за меня замуж ни я никогда не помышлял о том, чтобы жениться на ней. Я вообще не хочу жениться. Но я не думаю, что она покончила с собой из-за ребенка. На Джо это не похоже.

— Ладно. Вы не считаете, что она покончила с собой. Скажите почему.

— Это не в ее характере.

— Ну вот — приехали! Вы могли бы объясниться подробнее.

— Но это правда, — запальчиво возразил парень. — Я в своей жизни знал двух людей, которые покончили самоубийством. Один из них — парень из моего класса, когда мы готовились к экзаменам на аттестат зрелости. А другой — управляющий химчистки, где я работал. Я был водителем на доставке. И в обоих случаях все вокруг говорили обычные вещи о том, как это ужасно и как неожиданно. А я, в общем, совсем не удивился. То есть я не хочу сказать, что ожидал этого или что-нибудь в таком духе. Просто для меня это не было неожиданностью. Когда я думал об этом, то верил, что они вполне могли наложить на себя руки.

— Ваш опыт весьма ограничен.

— Джо не стала бы накладывать на себя руки. С какой стати?

— Причины можно найти. Она пока что не добилась особого успеха в жизни. У нее было очень мало друзей и совсем не было родственников, которые могли бы о ней позаботиться. Плохо спала по ночам и в общем-то была несчастлива. Наконец ей удалось поступить в медучилище, и оставалось всего несколько месяцев до выпускных экзаменов. И тут вдруг она обнаруживает, что беременна. Она знает, что ее любовник не хочет ребенка и что нет смысла искать у него утешения или поддержки.

— Но она никогда и ни в ком не искала утешения и поддержки! — с горячностью запротестовал Даусон. — Именно это я и пытаюсь сказать вам! Она спала со мной, потому что сама хотела. Я не отвечаю за нее. Ни за кого не отвечаю. Ни за кого! Я отвечаю только за себя. Она знала, что делает. Ведь она не была молоденькой неопытной девочкой, которая нуждается в привязанности и защите.

— Если вы считаете, что только юные и невинные нуждаются в утешении и защите, то, значит, вы мыслите штампами. А коль скоро вы начинаете мыслить штампами, то закончите тем, что будете и писать штампами.

— Может быть, — угрюмо сказал парень. — Но я на самом деле так считаю.

Вдруг он встал и подошел к стене. Когда он вернулся к ящику в центре комнаты, Далглиш увидел у него в руке большой гладкий камень яйцевидной формы. Камень уютно лежал у него на ладони. Бледно-серый и с крапинками, как яйцо. Даусон опустил руку, камень соскользнул с ладони на стол и, слегка качнувшись, замер. Даусон снова сел и, наклонившись вперед, подпер голову руками. Оба смотрели на камень. Далглиш молчал.

— Это она подарила мне, — сказал вдруг парень. — Мы вместе нашли его на пляже в Вентноре, на острове Уайт. Мы туда ездили в октябре. Да вы же знаете. Поэтому вы, наверно, и разыскивали меня. Поднимите. Удивительно тяжелый.

Далглиш взял камень в руку. Он был приятный на ощупь, гладкий и прохладный. Далглиш залюбовался созданным морем совершенством его формы, твердой, неподатливой округлостью, которая в то же время так мягко вписывалась в его ладонь.

— В детстве я ни разу не отдыхал у моря. Папа умер, когда мне не было еще шести лет, а у матери не было денег. Так мне и не удалось съездить на море. Джо решила, что было бы хорошо съездить вдвоем. В октябре было очень тепло. Помните? В Портсмуте мы сели на паром, и там было всего человек шесть, кроме нас. И на острове тоже безлюдно. Мы могли пройти пешком от Вентнора до Маяка Святой Екатерины и не встретить ни души. Купались нагишом: на пляже — никого, а вода достаточно теплая. Джо нашла этот камень. И решила, что он подойдет как пресс-папье. Я не собирался оттягивать карман, чтобы тащить эдакую тяжесть домой, так она сама притащила. А потом уже, когда мы вернулись сюда, она подарила мне его на память. Я хотел, чтобы она взяла его себе, но она сказала, что я намного быстрее забуду про эту поездку, чем она. Теперь понимаете? Она знала, как быть счастливой. Вот я, например, не уверен, что знаю. А Джо знала. Такие люди не кончают жизнь самоубийством. Зная, как прекрасна может быть жизнь, человек не пойдет на это. Колетт это понимала. Она писала о «непреодолимой и непостижимо сильной связи с матерью-землей и всем, что извергается из ее груди». — Он взглянул на Далглиша. — Колетт была французская писательница.

— Знаю. И вы полагаете, что Джозефин Фаллон была способна почувствовать это?

— Я знаю, что была. Пусть не долго. Не часто. Но когда она бывала счастлива, она вся преображалась. Если хоть раз испытаешь такое счастье, не будешь накладывать на себя руки. Потому что, пока ты жив, всегда есть надежда, что это случится опять. Так зачем же уходить от надежды?

— Можно уходить и от страданий, — сказал Далглиш. — А это может показаться более важным. Но я думаю, вы правы. Мне не верится, что Джозефин Фаллон наложила на себя руки. Думается, ее убили. Именно поэтому я и спрашиваю, не можете ли вы что-то еще рассказать мне.

— Нет. В ту ночь, когда она умерла, я дежурил на телефонной станции. Пожалуй, мне надо дать вам адрес. Вы, наверно, захотите проверить.

— По целому ряду причин крайне мала вероятность того, чтобы это был человек, не знакомый с Домом Найтингейла. Но мы все же проверим.

— Тогда возьмите адрес.

Он оторвал уголок газеты, покрывавшей стол, вытащил из кармана штанов карандаш и, чуть ли не касаясь газеты носом, нацарапал адрес. Потом сложил бумажку, точно она содержала секретное послание, и пальцем подтолкнул ее к Далглишу.

— Камень тоже возьмите. Мне хотелось бы, чтобы он был у вас. Нет, возьмите. Пожалуйста. Вы считаете меня черствым, потому что я не убиваюсь от горя. Но это не так. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу. Это не поможет ни ей, ни тому человеку, но я все-таки хочу, чтобы вы нашли его. И простите меня. Просто я не могу позволить себе слишком сильных чувств. Не могу позволить себе быть чем-то связанным. Вы понимаете меня?