Книга Стрелок - Михаил Михеев

Секундная стрелка методично отсчитывала круг. Когда она входила в последний сектор, Александр, безучастно сидящий и механически оглядывающийся вокруг, будто выпал из состояния анабиоза – организм резко включился, словно повернули невидимый тумблер. Стрелок мог поклясться, что слышал в голове щелчок, но это, конечно, всего лишь выверты перегруженного эмоциями и усталостью сознания. Одним коротким, механическим движением он скинул с себя немецкий китель и сам поразился точности своего движения, такого выверенного, словно он снимал и надевал подобную одежду не одну сотню раз. Но все это прошло как-то мимо, фиксируясь сознанием в числе множества незначительных и ничего уже не значащих фактов. Руки тем временем делали свое дело четко и правильно, не отвлекаясь на ерунду и не совершая лишних движений.

Вот он, обещанный «Бабах!». Взрывы мин, совсем даже несильные, и громовой удар взрывающихся и загорающихся цистерн с топливом. Не боеприпасы, конечно, но все равно нехило рвануло, разбрасывая во все стороны потоки жидкого огня. От пылающих цистерн потекли горящие ручейки, и пожар немедленно перекинулся на стоящие вокруг остальные цистерны и вагоны. Сами собой организовались еще несколько очагов, пока еще хиленьких, но лиха беда начало. Все, программа-минимум исполнена, осталось сделать так, чтобы немцы возились с результатами ночного кошмара как можно дольше.

Как любят говорить поэты, стало светло как днем. Чушь, свет был совсем иной – неровный, пляшущий и, несмотря на все большие масштабы пожара, не такой уж яркий. Однако видимость стала заметно лучше, и панику среди немцев было видно невооруженным глазом. Носились туда-сюда часовые, кто-то кричал «Аларм! Аларм!», тревога, мол. Александр не удержался и, воспользовавшись трофейными винтовками, тут же переколотил хорошо видных на фоне пламени немцев, имевших несчастье во время первого акта пьесы находиться на станции. Тылы обезопасил. Судя по тому, что в ответ не прозвучало ни одного выстрела, они так и не поняли, кто и откуда их убивает. Даже то, что их убивают, не поняли – просто умерли, и все. Однако это было возле вагонов, а творящееся вокруг действо начало напоминать растревоженный муравейник.

Первыми из небольшого здания, стоявшего чуть в стороне, появились зенитчики, они чесали к своим орудиям, как в задницу укушенные. Все правильно, если причина взрывов – налет русских бомбардировщиков, которые ухитрились прошляпить, то артиллеристы должны быть возле своих орудий. Если же это атака на станцию (а это крайне вероятно, потому что гула моторов в небе не слышно), то зенитки тоже отнюдь не бесполезны. Эти орудия – штука универсальная, работать могут и по воздушным, и по наземным целям, и снаряд хороший, мощный. Таким и пехоту глушить удобно, и танк, случись что, остановит даже лучше, чем выпущенный из специального противотанкового орудия.

Александр позволил зенитчикам занять места возле своих орудий, а потом спокойно покрошил их из пулеметов. Очень удобно, когда под рукой сразу два МГ, не надо перетаскивать с места на место, только успевай сам туда-сюда перебираться. Единственно, немецкие патроны ухитрились подложить свинью – в лентах, в числе прочих, оказались и трассирующие пули. Это, конечно, удобно с точки зрения прицеливания, но в ночном бою здорово демаскировало. С некоторым запозданием Александр вспомнил читанное когда-то, что многие немецкие пулеметчики снаряжали ленты целым комплексом патронов, вставляя по очереди трассирующий, зажигательный, бронебойный и обычный. Тем не менее менять что-либо уже не получалось, а потом и вовсе немцы повалили такой толпой, что думать стало некогда.

Александр просто тупо лупил по бегущим в его сторону немцам. Те, надо сказать, были хорошими солдатами и, моментально разобравшись в ситуации, вместо того, чтобы дуром переть на пулеметы, с трудом вытаскивая ноги из топкой грязи, начали падать, прятаться за кочками и кустиками, искать ямки и, естественно, густо и довольно точно шмалять из своих винтовок в сторону возмутителя спокойствия. Это, конечно, с точки зрения Александра, было уже лишним, но, с другой стороны, примерно такого результата он и добивался. Пока фрицы окончательно разберутся, что к чему, пока начнут действовать осмысленно, пройдет какое-то время, а именно его диверсант и стремился выиграть. Требовалось немного, главное, дать Павлу время разобраться с комендатурой, пока все остальные заняты на станции и за треском собственных выстрелов не услышат автоматной стрельбы у себя в тылу. Поэтому он скупыми, теперь уже прицельными очередями удерживал немцев, не давая им поднять головы.

Пули активно цвиркали над головой, это было неприятно, но особой опасности пока не ощущалось. Не было здесь среди немцев призовых стрелков, и с такой дистанции, да еще снизу вверх, попасть в цель они могли только случайно. Иное дело, когда огонь ведет такое количество народу, точность и статистика меняются местами, но винтовки, несмотря на дальнобойность, оружие не слишком скорострельное, и это тоже играло на руку Александру. Единственный же пулемет, начавший было работать из окна какого-то дома, снайпер заткнул одной короткой, злой очередью, моментально и навсегда.

Сколько так продолжалось, он не мог сказать – такой бой он вел впервые и счет времени потерял моментально. Продолжающие вспыхивать и периодически взрывающиеся за спиной цистерны тоже не добавляли душевного равновесия, равно как и желания смотреть на часы. Надо удерживать немцев, а в одиночку это оказалось ой как сложно. Однако когда на него по дороге неторопливо двинулся, лупя из пулемета в белый свет, как в копеечку, немецкий полугусеничный бронетранспортер, последняя лента была расстреляна как раз до половины. Хорошо, немецкий пулеметчик, похоже, так и не разобрался толком, куда стрелять, и бил просто «в сторону» цели. Александр же разобрался и потому буквально со второй очереди заставил гробоподобную дуру не только прекратить огонь, но и вовсе отвернуть влево, съехать в канаву, толкнуться рылом в ее противоположную стену, да там и замереть, слабо чадя развороченным двигателем. Поднявшиеся было в атаку немцы, увидев, что случилось с боевой машиной, тут же снова залегли, но для стрелка это было как сигнал: теперь за него взялись уже всерьез и пора делать ноги.

Не торопясь, без лишней суеты, но и не мешкая, он расстрелял остаток ленты. Снова натянул на плечи брошенный немецкий китель. Пригибаясь, чтобы кто-нибудь сдуру не заметил его перемещения, диверсант пробежал к той самой пожарной лестнице. Со щелчком зацепил за верхнюю скобу карабин – и лихо съехал вниз. Альпинистом он никогда не был, ни обычным, ни промышленным, но опять же изучал основы, мало ли от кого и как придется сваливать, в его работе могло случиться что угодно. Конечно, ночь и самый центр боя – это не площадка для тренировок, сердце вначале ухнуло куда-то вниз, к пяткам, а потом, напротив, подскочило к самому горлу, стремясь выпрыгнуть вместе с остатками ужина и тем несчастным шнапсом. Но в этот момент ноги уже коснулись земли, тело, подчиняясь инстинкту самосохранения, вновь заработало самостоятельно и лишних вопросов испуганному сознанию не задавало.

Снова щелчок – и альпинистское снаряжение брошено, сэкономленные секунды надо использовать с толком. Александр, сжимая пистолет, бросился в сторону и тут же, за углом, нарвался на двух фрицев. Автоматы, камуфляж… Все это мозг зафиксировал автоматически. Похоже, те самые умники, которые учинили погром в лагере, и шансов против них у киллера было немного.