Книга Дело врача - Артур Конан Дойл

— Вот только никак в толк не возьму, — заметила она, — как они завелись здесь, в этой дикой глуши, да еще самые модные сорта, когда нам в Англии с таким трудом приходится выращивать их в дорогих оранжереях!

По-видимому, она полагала, что родина орхидей — Ковент Гарден[63].

Рано утром я занимался с одним из наших туземцев разведением костра, чтобы вскипятить котелок — ибо невзирая на все несчастья мы продолжали пить чай с обычной пунктуальностью, — когда я заметил спускающегося по склону высокого, симпатичного с виду непальца. Мягкой кошачьей походкой он приблизился к нам и остановился, выражая всем видом глубокую мольбу. Он был молод, хорошо одет, как старший слуга из богатого дома; лицо у него было широкое, плоское, но при этом доброе и открытое. Он низко поклонился несколько раз, но ничего не сказал.

— Спроси его, чего он хочет, — окликнул я нашего ненадежного друга, повара.

Почтительный непалец не стал ждать, пока его спросят.

— Салам, сахиб, — сказал он, снова кланяясь так низко, что чуть не коснулся лбом земли. — Вы еулопейский доктор, сахиб?

— Это так, — ответил я, пораженный своей известностью в лесах Непала. — Но каким чудом вы это знаете?

— Вы стоять лагерь неподалеку, когда проходить здесь раньше, и вы лечить маленькая здешняя девушка, у которой болели глаза. По всей округе рассказывать, что вы есть очень великий лекарь. Вот я и приходить и просить, не сходить ли вы в мою деревню, чтобы помогать нам.

— Где вы изучили английский? — воскликнул я, все более поражаясь.

— Я есть служить одно время у лезидента Британии в столица махараджи. Там набрался английский. Также набрался много рупий. Осень хорош дело у лезидента Британии. Теперь вернулся в моя своя деревня, джентльмен в отставка. — И он горделиво выпрямился с чувством собственного достоинства.

Я окинул джентльмена в отставке взглядом с ног до головы. Его внушительности не портили даже босые ноги. Он явно был важной персоной в здешних местах.

— И для чего же вы хотите позвать меня в свою деревню? — поинтересовался я.

— Белый странник-сахиб там больной, сэр. Осень больной. Злой лихорадка. Большой первый-класс сахиб, прямо как губернатор. Больной, почти умирать. Послать меня найти попробовать еулопейский доктор.

— Лихорадка? — повторил я, вздрогнув.

Он кивнул.

— Да, лихорадка. Точно как люди болеть в Бомбей.

— Как его зовут, знаете? — спросил я. Нельзя отказывать в помощи человеку, попавшему в беду, но у меня на руках были Хильда и леди Мидоукрофт, и потому не хотелось отклоняться от нашего пути без достаточно весомой причины.

Отставной джентльмен весьма выразительно потряс головой.

— Как мне знаю? — ответил он, разводя руки в стороны, словно показывая, что его ладони пусты. — Забывать еулопейский имя все время легко. И странник-сахиб иметь имя очень тлудно запомнить. Не английский имя. Он еулопейский чужестранец.

— Иностранец-европеец! — повторил я. — И вы говорите, он серьезно болен? Эта болезнь — не шутка… Ладно, подождите минутку — я спрошу у наших леди. Далеко ли до вашей деревни?

Он несколько неопределенно взмахнул рукой в направлении горного склона.

— Два часа идти, — ответил он, со свойственной всем горцам мира привычкой измерять в подобных обстоятельствах расстояние временем.

Я отошел к палаткам и посоветовался с Хильдой и леди Мидоукрофт. Капризница надулась — она была категорически против любых отклонений.

— Лучше поедем прямиком к Айвору, — сказала она недовольно. — С меня хватит этих походов. Все это по-своему очень хорошо на недельку, но когда начинаются намеки на резание глоток и всякие угрозы, это уже становится не забавно, а немножечко неприятно. Я хочу спать на своей перине. Я не желаю заходить в их деревни!

— Но подумайте, дорогая, — мягко сказала Хильда, — этот путешественник болен, он один в чужой стране. Как может Хьюберт бросить его? Врач обязан делать все возможное, чтобы облегчить страдания и излечить больного. Что бы мы с вами подумали, когда находились в обители, если бы европейские путешественники, узнав, где мы, в плену и в опасности для нашей жизни, прошли бы мимо, не попытавшись выручить нас?

Леди Мидоукрофт нахмурила бровки и подумала.

— То были мы, — изрекла она, нетерпеливо мотнув головой, — а это другой человек. Вы не можете ходить туда-сюда ради каждого больного в Непале. И к тому же там чума! Ужасно! Кроме того, а вдруг это новый умысел тех мерзких людей, новая опасность?

— Леди Мидоукрофт права, — сказал я поспешно. — Я об этом не подумал. Там может не быть вообще никакой болезни и никакого пациента. Поэтому я пойду с этим человеком один, Хильда, и выясню истину. Это займет у меня не больше пяти часов. Около полудня я уже вернусь.

— Что? И оставите нас без защиты среди диких зверей и туземцев? — вскрикнула в ужасе леди Мидоукрофт. — В чаще леса! Доктор Камберледж, как вы можете?

— Вы не беззащитны, — ответил я, стараясь ее успокоить. — С вами Хильда. Она стоит десяти мужчин. И потом, наши непальцы уже испытаны и надежны.

Хильда поддержала мое решение. Она была настоящей медсестрой и глубоко прониклась гуманистическим духом медицины, не ей было отговаривать меня от того, чтобы спасти жизнь человеку в тропических джунглях. Посему, вопреки леди Мидоукрофт, я вскоре уже шагал по крутой, извилистой горной тропе, затянутой ползучими индийскими травами, к предполагаемой деревне, которой посчастливилось сделаться резиденцией отставного джентльмена.

Потребовалось два часа нелегкого карабкания, чтобы она наконец превратилась в действительность. Отставной джентльмен провел меня к своему дому по улочке между деревянными домишками. Дверь была низкая, мне пришлось пригнуться, чтобы войти. И с первого же взгляда я понял, что это не обман и не ловушка. В углу комнаты, на кровати туземного образца, лежал тяжело больной человек — европеец, с белыми волосами и кожей, бронзовой от тропического загара. Зловещие пятна в подкожном слое сразу выдавали характер болезни. Больной в жару беспокойно метался по постели, но не поднял головы, чтобы взглянуть на моего провожатого.

— Ну что, есть новости от Рам Даса? — спросил он наконец хриплым и слабым голосом. Но и в таком звучании я узнал его мгновенно. Передо мной на постели лежал Себастьян — и никто другой!

— От Рам Даса никакая новость, — отозвался отставной джентльмен, с неожиданным выражением почти женской нежности. — Рам Дас ушел-исчез. Не возвращался. Но я пливел вам еулопейский доктор, сахиб!

Даже теперь Себастьян не приподнялся на постели. Я видел, что его больше беспокоят известия от разведчика, чем состояние собственного здоровья.

— Мерзавец! — простонал он, крепко зажмурившись. — Мерзавец! Он меня предал…