Книга Король Островов - Дебби Маццука

Он повел бровями и одел себя в такую же одежду.

— Когда я получу обратно свою магию, ты не будешь таким самоуверенным.

— Нет, буду.

Он пронзительно свистнул, и его черный конь, стуча по песку копытами, поскакал к ним, а Лахлан наклонился за ее платьем, которое было почти засыпано песком вместе с его килтом и накидкой. Запихнув одежду в кожаную седельную сумку, он усадил Эванджелину на лошадь и занял место позади нее.

— Как далеко отсюда до Льюиса? — спросила Эванджелина, молясь, чтобы было недалеко.

— Я знаю короткий путь, он не займет много времени. Мы будем там еще до наступления ночи и останемся до утра.

— Сирена с детьми уже вернулась из Данвегана?

По ее тону можно было предположить, что ей этого совсем не хотелось бы.

— Нет.

Услышав в его голосе усмешку, она оглянулась.

— Не притворяйся, ведь ты так же, как я доволен, что они еще не вернулись.

— Да. — Лахлан потерся носом о ее шею, воспламенив в ней огонь желания. — Я очень доволен, что башня будет в нашем распоряжении. Ты не потревожишь младенцев, когда будешь выкрикивать от восторга мое имя так, как ты это делала.

— Я не выкрикивала твое имя, — густо покраснев, пробурчала Эванджелина.

— Нет, выкрикивала и этой ночью снова будешь выкрикивать.

Эванджелина покачала головой, задумавшись, все ли мужчины так раздуваются от самодовольства, как ее муж, и решила, что он, пожалуй, не сможет пройти в двери дворца. Она уже собралась высказать ему свое мнение, но вдруг почувствовала, как напряглись его руки.

— Что случилось? — спросила Эванджелина, всматриваясь в густой кустарник.

На краю леса прямо впереди них неясно вырисовывались руины сгоревшего замка. Откинув голову назад, она увидела, что у Лахлана на скуле дрожит мускул, морщины у его чувственного рта стали более резкими, а его взгляд был прикован к почерневшим каменным развалинам.

— Ты знал людей, которые здесь жили?

— Да. Это Ламон.

При звуке этого имени ее пульс быстро застучал.

— Тот Ламон, который держал тебя в заточении в Гластонбери?

— Тот самый.

Лахлан замкнулся в себе.

— Расскажи.

Лахлан заставил ее рассказать об Аруоне, и это ей помогло. Эванджелина знала, что Лахлан много страдал в Королевстве Смертных, и подумала, что, возможно, эго место сыграло какую-то роль в его жизни.

— Я понимаю, ты не дашь мне покоя, пока я не расскажу тебе, — вздохнул он под ее непреклонным взглядом, — но это уже в прошлом, Эви. Я…

— Так было и с Аруоном, — тихо напомнила она.

— Джанет, сестра Ламона, и я были любовниками, — поцеловав Эванджелину в макушку, начал Лахлан. — После того как мы были вместе уже несколько месяцев, она сказала мне, что носит моего ребенка. Я согласился жениться на ней и приехал сюда просить ее руки. Тут оказалась старая карга, когда-то бывшая моей нянькой. Она знала, кто я, ведь именно она обнаружила у меня на плече знак Фэй. В день смерти моего от… Александра Эйдан отослал ее из Льюиса, хорошо заплатив ей за молчание. Мы думали, что она уехала в Эдинбург, но она все время служила у Ламонов, была няней Джанет.

— Почему Эйдан отослал ее?

— Она ненавидела фэй, ненавидела меня и подогревала страх Александра. Она много лет служила у него в семье, и он придавал большое значение ее мнению.

— И она рассказала Ламонам?

Лахлан засмеялся, и Эванджелина, услышав горечь и боль в резком, хриплом смехе, крепче стиснула его руку.

— О да, она постаралась, чтобы они узнали, кто я, нарисовала отвратительную картину моих порочных наклонностей. Нет ничего удивительного, что Ламоны, отец и сыновья, до полусмерти избили меня. Когда они бросили меня на мою лошадь, я был почти в бессознательном состоянии, но, к счастью, Фин знал дорогу домой. Они прислали Эйдану письмо с требованием, чтобы он вместо меня женился на Джанет, а меня выгнал из Льюиса. Они пригрозили, что если он этого не сделает, то они позаботятся о том, чтобы ребенок не выжил и все узнали, кто я такой.

— Но Эйдан не…

— Нет, он согласился. У него не было выбора. На следующее утро он отправился принимать их требования. Это, — Лахлан подбородком указал на выгоревшее здание, — все, что он увидел по приезде. Почти все думают, что это сделал я.

— Ты никогда не поступил бы так гнусно. Ни один человек из тех, кто тебя знает, не мог поверить этому.

— Спасибо тебе, — нагнув голову, Лахлан заглянул ей в глаза, — но было много таких, кто поверил, и в их числе мой брат.

— Значит, ты вернулся, да?

Из-за обрушившейся стены появилась сгорбленная старуха в изношенном черном платье.

— Неужели ты еще жива? — вырвался у Лахлана изумленный возглас. — Все думали, что ты погибла в огне.

Она захихикала, тыча в каменные обломки длинной кривой палкой, а потом взглянула вверх на Лахлана своими почти безумными бесцветно-голубыми глазами.

— А кто, по-твоему, вернул Ламона к жизни, чтобы он мог отправиться за тобой в Лондон?

Эванджелина расслабила руку, желая послать разряд молнии в женщину, которая причинила Лахлану зло, и удивилась, с удовольствием ощутив внутри себя слабое свечение. Как будто почувствовав ход ее мыслей, Лахлан положил руку ей на плечо и предостерегающе стиснул его.

— Знаешь, он вернулся. Он и та женщина, Урсула. Та, которая родила тебе ребенка. И он как две капли воды похож на тебя. К сожалению, они не дали мне убить его. Такие же глупцы, как Джанет. Она не захотела принять снадобье, чтобы избавиться от твоего ребенка, но я-то позаботилась об этом, а?

Она залилась визгливым смехом и откинула со сморщенного лица висящие прядями седые волосы.

— Так это ты устроила пожар?

— Я! — злорадно усмехнулась она.

Лахлана парализовал ужас, и Эванджелина, воспользовавшись его состоянием, спрыгнула с седла. Старая ведьма попятилась.

— Ты никогда больше не будешь мучить ребенка своими злобными выдумками, — объявила ей Эванджелина, метнув слабую молнию, от которой старая карга, рухнув на колени, схватилась за горло и в безмолвном крике выпучила глаза.

Лахлан, держа в руке меч, последовал за Эванджелиной. Его ужас превратился в холодную, жестокую ярость, и лезвия его клинка не было видно в огненно-красном свечении.

— Убирайся прочь, кровожадная ведьма, пока я не пронзил мечом твое черное сердце.

Эванджелина и Лахлан, стоя рядом, смотрели, как старуха отползла к обуглившейся стене, поднялась на ноги и, хромая, заковыляла к лесу, бросив на них последний испуганный взгляд.

— Сочувствую тебе, Лахлан. Мне больно за то, что ты выстрадал из-за этой женщины.