Книга Возвращение великого воеводы - Алексей Фомин

Сказаны эти слова были явно из благорасположения к великому воеводе, но Сашка все же не удержался, чтобы не восстановить справедливость.

– Почему только мне? А для государства неважно? Для самого великого князя разве неважно? Ведь именно из-за Некоматовых интриг Дмитрий стал ордынским царем на шесть лет позже, чем мог бы. Из-за Некоматовых интриг погибли многие тысячи русских людей… Так разве только я заинтересован в наказании Некомата?

– Все верно говоришь, Тимофей Васильевич. – Боброк вздохнул. – Но… Слаб человек. Подвержен порой страстям и желаниям греховным. Не все умеют, как ты, думать все время о государственном. Вот и Дмитрий хотел побыстрей княгиню свою да детишек увидеть. А тут этот Некомат, разрази его гром, понимаешь… Еще пару месяцев придется вне дома провести. Ведь я с великим князем, считай, семнадцатый месяц в походе. А ты, кстати, Тимофей Васильевич, тоже откуда-то домой вернулся?

– Путешествовал я. – Сашка почувствовал, что щеки его самым предательским образом покрываются румянцем. – Великий князь как отпустил меня боярыню Тютчеву спасать… Так мы после этого… путешествовали…

– Спас, главное?

– Спас…

– Ну да, Адаш мне рассказывал. А путешествие – дело хорошее… Я вот тоже попутешествовал… С царским войском.

Сказано это было тоном вполне нейтральным, можно даже сказать, доброжелательным, но у Сашки не оставалось ни малейших сомнений, что его только что отчитали как сопливого мальчишку. В прежние времена он бы возмутился. Да что там возмутился, схватился бы за оружие. Но то – в прежние времена.

– Хочу попробовать поговорить с двоюродным братцем своим Остеем, – буркнул Сашка, чтобы заполнить неловкую паузу. – Может, удастся образумить его.

– Попробуй. Но… – Боброк с досадой махнул рукой. – Говорил я с ним. Он из ворот выехал, и под самой башней мы встретились. Глаза горят, как у блаженного, и ересь несет какую-то. То ли пьяный, то ли совсем Всевышний разума его лишил. Но… Попробуй. Эй! – крикнул он, обращаясь к своим воинам. – Найдите-ка флаг, с которым я на переговоры ездил.

Через пару минут, вооруженные куском серо-белого холста, вздетого на копье, Сашка с Адашем, обогнув укрепление осаждающих, подскакали к ближней башне.

– Эй, кметы, – задрав вверх голову, заорал Адаш выглядывавшим из-за зубцов стены воинам, – здесь великий воевода Тимофей Воронцов-Вельяминов желает поговорить со своим братом Иваном Воронцом!

За зубцами началась какая-то суета, хотя ответа никакого не последовало. Прошло минут десять-пятнадцать, прежде чем на башне показался человек. Он выглянул меж зубцов и, улыбаясь, приветственно помахал переговорщикам рукой.

– Здравствуй, брат! Наконец-то ты вернулся! Сейчас распоряжусь открыть ворота.

– Постой, Иван! – остановил его Сашка. – Так поговорим. Зачем ты заперся в Кремле?

– Как же иначе?! К городу подходил враг наш – князь Дмитрий, незаконно присвоивший себе царский титул.

– Иван! – вновь обратился к нему Сашка. – Мы, Воронцовы, признаем его старшинство и его право на царский титул.

Эти слова брата явно разозлили Остея.

– Ты можешь говорить только за себя! – в негодовании вскричал он. – Если ты как представитель старшей ветви Воронцовых отказываешься от права на царский титул, то оно переходит ко мне!

– Послушай, Иван, – попробовал его уговорить Сашка, – я знаю, кто тебя подбивает на это. Не верь этим людям! Они лишь используют и выбросят тебя. Я знаю их людоедские планы!

– Ничего ты не знаешь! Они сделают меня великим! Москва станет столицей мира! Недолго уж ждать осталось!

– Через две недели сюда подойдет ордынское войско и возьмет Кремль! Опомнись, Иван!

– Через две недели я раздавлю его войско, а самого Дмитрия повешу вот на этой башне!

Сашка обернулся к Адашу. Тот лишь покачал головой и развел руки в стороны:

– Бесполезно.

Сашка вновь задрал голову вверх:

– Иван, последний раз тебя прошу, открой ворота и вели москвичам разойтись по своим домам. Обещаю тебе, что Дмитрий никакой вины на тебя не возведет.

В ответ на эту просьбу Остей взмахнул рукой, оборотившись назад:

– Эй, воины! Взять на прицел этих двоих! Пали́!

Переговоры закончились. Сашка с Адашем, не дожидаясь, пока по ним откроют огонь, взяли с места в карьер. Вслед им прозвучало несколько выстрелов, не причинивших никакого вреда.

Боброк встретил их улыбкой.

– Ну что? Поговорили?

– Да у него крышу напрочь снесло!

– Что снесло?

– Голова, говорю, у него больная, – пояснил Сашка. – А жаль. Нормальный человек вроде был. А попал под влияние этих некоматовских ублюдков, и все. Пропал человек.

– Другое жалко. – Боброк вздохнул. – Из-за этого сумасброда такой город погибнет. Жалко. Дмитрий так озлился, что поклялся город сжечь дотла, а Кремль срыть до основания. Скажу тебе по секрету: «Пока земля эта вельяминовская, ничего доброго для меня на ней вырасти не может». Это слова великого князя. А жаль… Городишко неплохой вроде бы начал складываться.

То, что между ним и Боброком сложились доброжелательные и в какой-то степени доверительные отношения, Сашка почувствовал еще во время еросалимского похода, но чтобы ближний Дмитриев человек передал его слова тому, против кого они и были направлены… да еще при свидетеле! Это уже высшая степень доверия.

– Послушай, Дмитрий Михайлович. – Великий воевода постарался сделать вид, что последних слов Боброка он не только не услышал, но и сказаны они не были. – Я же вот по какому поводу приехал… Матушка моя печалится, что племянник ее, великий князь и царь Тохтамыш, в чистом поле живет, в то время как теткин дом под боком. Просила спросить, уж не опалу ли на нее положил великий князь? А также нижайше просила пожаловать к ней сегодня на ужин. Я в лагерь заехал, а там – сонное царство. Как думаешь, стоит мне заезжать…

– Езжай спокойно домой, Тимофей Васильевич. Мог бы мне здесь и не разводить турусы на колесах. Передай матушке, пусть ждет. Будет у нее сегодня на ужине князь Дмитрий.

XVI

Рахман закончил обход постов и направился к дому, где для его воинов под гридню[22]хозяйка отвела на первом этаже большую комнату. Уже совсем стемнело. Ночь была безоблачная, лунная. И это было хорошо, ибо, в отличие от великого воеводы, считавшего, что полсотни его воинов горазды отбиться чуть ли не от целого войска, Рахман успел перемолвиться парой фраз с Ведой, местной тушинской колдуньей, пришедшей к вечеру в хозяйский дом – проведать боярыню Ольгу.

– Ты, что ль, за старшего будешь? – спросила она у Рахмана.

– Ну я… – небрежно бросил он, еще не зная, с кем говорит.