Книга Вадбольский - Юрий Никитин

Иоланта сказала меч, вот и купил меч. Я такой послушный, такой послушный!.. А без доспехов я вылитый спартанец, они никогда не строили стен вокруг города! Вот посмотрите, ваше высочество, в профиль?

Она почти выплюнула:

— Баронет, вас прибьют сразу же у входа!.. Хотя ладно, пусть. Пока вас звери будут кушать, мы привыкнем к темноте, осмотримся.

— К темноте?

Она посмотрела, как на идиота.

— Вы и об этом даже не знаете?

— Где сама Щель Дьявола? — поинтересовался я.

Иоланта, как организатор, взяла на себя роль и наставника дикого сибиряка.

— Вон там за верхушками деревьев крыша башни, видите, баронет?.. Это форт. У них отметимся, там запишут наши данные… ну, это затем, чтобы родителям или ещё кому сообщить, если не вернёмся. А дальше всё, пару сот шагов, и можно нырять!

Я буркнул:

— Надеюсь, не в воду? Не люблю жопу мочить, я не Одетта.

Все дружно поморщились, кто такая Одетта не знают, вдруг что-то непристойное, Глориана молча пошла в сторону башни, трое орлиц двинулись следом.

Я потащился сзади, мы же на гражданке, а как выйдем в опасную зону, то вперед Томми Аткинс, вперед!

Что они там говорили стражам башни, не слышал, может быть дали взятку, по крайней мере прошли пост мы быстро и без помех.

Я первым подошел к Проходу, всеми фибрами чувствую чужой мир, где даже физика другая.

За спиной послышались шаги, но остановились за моей спиной. Если и рисковать, то, понятно, простолюдином. А рядом с графинями даже барон простолюдин, а что уже говорить о каком-то баронете из глубинки?

— Я делаю малый шаг, — сказал я торжественно, — но это великий шаг человечества во славу суфражизма и её величайшего лидера — Глорианы Бесстрашной!

И торопливо шагнул через грань миров, пользуясь тем, что все трое ещё не сообразили, дать пряник или прибить на месте.

Оглушающая тьма даже не навалилась, а обрушилась, как мраморный потолок Елисеевского дворца, вдавила моментально, и так же быстро рассеялась спасибо моему аугментированному зрению.

В любой тьме вижу так же хорошо, как и днём, только цвета иногда пропадают, так же четко зрю в тумане, в снегопаде, теперь стало понятно, почему Глориана сказала, что пока меня будут есть, они успеют осмотреться.

И стало понятно количество их защитных артефактов. Большинство их них нужны именно для того, чтобы защищать их, пока застынут в темноте, ничего не видя и не слыша.

Я сделал пару шагов вперед, чтобы не стоптали, если сразу ломанутся следом, чего ждать от женщин, даже ещё суфражисток. Мир вижу в чёрно-белом, но сосредоточился, и снова всё обрело краски. На самом деле здесь слишком много жёлтого цвета, как на мой вкус художника и знатока древнегреческой поэзии: песок, камни, бесконечная пустыня песчаного цвета и даже небо, затянутое жёлтой завесой взметённой ветром песчаной пыли.

Белое палящее солнце висит в странно белом небе, вокруг песок и камни. Оглянулся, за спиной всего в шаге что-то вроде входа в пещеру, тёмную и мрачную…

Ах да, это же вход, откуда я пришел, и куда нужно будет вернуться. Чуть ли не на цыпочках продвинулся вперед, сердце барабанит во всю, я же в чужом мире, здесь всё иначе, как бы вселенная не строила всё по одной геометрии, но здесь и геометрия наверняка иная, иначе что за другая вселенная, иные пространственные координаты…

Повертел головой, вроде бы всё из привычного мира. Человек за свою эволюцию настолько всего насмотрелся, столько раз протискивался через всякие бутылочные горлышки, уже ничему не удивляемся, хотя на самом деле удивляемся, иначе бы хрен выжили.

Все мы дети одной-единственной женщины, митохондриальной Евы, и я сделаю всё, чтобы эволюция на мне не закончилась.

Дрон успел полетать расширяющимися кругами и сообщил, что крупных форм жизни не обнаружено, а мелочь слишком слаба, чтобы даже прокусить мою шкуру, любой комар обломает хобот.

За спиной скрипнул песок. Я, не оборачиваясь, видел глазами дрона, что первой в неизвестный мир вошла Глориана, следом Иоланта, а уже потом Павлова и Дроссельмейер.

Все трое замерли, видно как насторожено прислушиваются к звукам, глазами беспомощно хлопают, для них кругом темнота, темнота кромешняя…

— Всё в порядке, — произнес я подбадривающе, — Суфражизм победит!.. Здесь пока ничего. Афтефакты защищают только от блевоты?

Иоланта ответила с негодованием, глядя в мою сторону, но пока меня ещё не видя:

— Нет, от слепоты тоже… Погоди, через минуту будем в норме… Вот, я уже вижу вас! Чего улыбаетесь, наглец? У меня что, помада размазалась или тушь потекла?

— И я рад вашу светлость видеть, — ответил я дипломатично, — и даже зреть, содрогаясь от умиления.

В темноте и головокружении, как уже знаю, приходится приспосабливаться где-то полчаса, пока организм перенастроится, но этот период удается сократить благодаря мощным снадобьям.

Группе Глорианы пришлось бы полчаса в темноте терпеть головокружение, когда мир переворачивается с ног на голову и обратно, а кому-то ещё и поблевать, тоже мало радости. Думаю, этот поход влетел им в копеечку, такие зелья, как слышал, стоят баснословно дорого.

Глориана смотрит на мир с прежним брезгливым выражением, словно хочет сказать, чтобы этот убрали, а подали другой, поинтереснее, У Дроссельмейер то же выражение лица, что и при встрече со мной, только Анну Павлову сперва даже повело, она ухватилась за Сюзанну. Та пару раз даже хлопнула длинными ресницами, стараясь быстрее приноровиться к чужому миру, артефакты мигают на ней, как на новогодней елке, она повела аристократическим носом и сказала с великолепным высокомерием:

— Пхе… А где бедуины?

Голос её прозвучал чисто и звонко, но в тоже же время с аристократической отстраненностью.

Графиня Анна Павлова приходит в себя дольше подруг, но сразу же с не менее аристократическим видом поинтересовалась:

— А кто есть бедуины?

— Это на верблюдах которые, — пояснила графиня Сюзанна Дроссельмейер так благосклонно, что я представил её на верблюде в пробковом шлеме, с трубкой в зубах и томиком Киплинга в правой руке.

Глориана быстро прошла вперёд, огляделась, скомандовала:

— Дорогу обратно запоминайте все! Вон по тем камням, самые крупные… и та дальняя скала может быть ориентиром!

И всё же сердце мое не утихает, даже ладони вспотели. Другой мир, пусть даже часть нашего, но, блин, в туманный день с моросящим дождем очутиться то ли в жарких Каракумах, то ли в знойной Сахаре с её сухим прокаленным воздухом!

— Э-э, — сказал я осторожно, — дамы-с… Соблюдаем воинский… или походный порядок. Я впереди, а вы меня как бы спасаете… Я вам ещё пригожусь… ну, как зайчик Ивану Царевичу.

Я двинулся вперед