Книга Понятие о сокровище - Ирина Игоревна Голунцова

Зачем иду в чертов гараж, если ничего хорошего там не обнаружу? Потому что должна побороть свой страх? Да, именно. Потому что должна уже понять, что жизнь в выбранном мире не подчиняется законам страха. Бояться — все равно что проиграть.

Положив ладонь на дверную ручку, я глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух. Что бы там ни было, я готова, должна быть готова ко всему. В конце концов, мою битву за меня никто не выиграет. Но когда я приоткрыла дверь и сделала первый шаг внутрь, бравые слова самовнушения потеряли всякую силу.

Обстановка, не совру, как в фильме ужасов, все по классике: просторный гараж с парой дешевых ламп под потолком, ряд инструментов на задней стенке служил незаменимой декорацией. Передо мной развернулась сцена, и я бы с радостью сказала «где актеры превосходно играли свои роли», но это более напоминало реально существующий ад. Где дьявол, обагрив руки кровью, истязал жертву, подвешенную под потолком, словно свиную тушу. А молчаливые церберы наблюдали из тени, стояли грозными стражами.

Мое появление не осталось незамеченным, несмотря на то что я практически не издала ни единого звука, атмосфера моментально поменялась.

— Джулия, — чуть обернувшись, с ледяным спокойствием обратился ко мне Рэйф, — уйди отсюда.

Его глаза, как два горящих камня. Рука, сжимающая нож, блестела от крови в тусклом свете. Действительно дьявол. Такой же, как некогда предстал передо мной Марио при нашей последней встрече, а теперь мужчина занял мое место — место жертвы, которой повезло куда меньше. Я толком и не разглядело его лицо, передо мной стояло сплошь блестящее красное пятно, на которое я смотрела без единого выражения ужаса или отвращения. Не потому, что не испугалась. Увиденная картина шокировала меня настолько, что эмоции вымерли, как от струи ядовитого аммиака.

Не говоря ни слова, я вернулась в коридор и закрыла за собой дверь.

Не готова. Ни разу не готова…

После тьмы коридора даже приглушенный свет в гостиной, смежной с кухней, казался отвратительно ярким. Я обходила мебель, двигалась как в тумане, наощупь, пока не дошла до холодильника — там пусто. Открывала полки — тоже ничего. Только несколько бутылок с водой. Хоть что-то. Взяв одну, заполнила до половины стакан и дрогнула, услышав громкий крик. Вода расплескалась.

Не знаю, сколько это продолжалось. Тишина, сменяемая криками и приглушенными голосами. Я неотрывно смотрела на стакан в своих руках, покручивая его в разные стороны, водя по белоснежной поверхности стола. Обстановка казалась невероятно привычной, и когда я отважилась поднять взгляд, едва не упала со стула. Ведь это тот самый дом, в который пятнадцать лет назад меня привез Рэйф из тюрьмы. Бычьи вы яйца…

В какой-то момент я заснула, во всяком случае, казалось, что заснула, поскольку перед глазами стояла красная пелена, и только горящие запястья и бедро напоминали о реальности.

Последняя нервная клетка только что погибла смертью храбрых, а вместе с ней испарился и страх, оставив после себя засушливую пустыню. То чувство, когда уже все равно и нечего терять, отпускаешь переживания и следишь за тем, как мир катится в тартарары. От меня требовалось банальное — сидеть на попе ровно и не высовываться, не светить алмазом за миллионы долларов, а принять его, как подарок, как часть прошлого, от которого невозможно избавиться.

Показалось бессмысленным даже задаваться вопросом, как Марио Гонсалес оказался здесь, как его выманил Рэйф?

Я не заметила, как на кухне появился Рэйф, он буквально возник из неоткуда — из состояния сомнамбулы меня вырвал звук ударившей из крана воды. Дернув рукой, расплескала воду и едва не опрокинула стакан — более нервного жеста и не придумать. Я старалась не смотреть, но взгляд так и тянуло магнитом к рукам мужчины, с которых сходила кровь.

Готова ли я вообще к этой жизни в целом? Вовремя задалась вопросом, конечно.

Рэйф сел напротив. Мы так близко, но ощущение такое, будто нас разделяла Берлинская стена. И кто-то должен ее разрушить.

— Он мертв?

Не знаю, что удивило сильнее — невозмутимость собственного голоса или тот факт, что меня абсолютно не волновала судьба Марио.

Мужчина не отвечал достаточно долго, чтобы подумать, будто он и вовсе не рассчитывал завязывать разговор.

— Пока нет.

Я нашла в себе силы взглянуть на Рэйфа. Трудно понять, что выражало его лицо, его взгляд, устремленный на собственные руки, на которых оставались пятна чужой крови. Похоже, он тоже понятия не имел, что делать дальше.

— Но ты можешь не беспокоиться, — медленно произнес мужчина, — они тебя не тронут. Завтра можешь возвращаться домой.

— Не могу, даже если и захочу. Скорее всего, меня ищет полиция и будет обвинять в краже.

— Полиция тебя ищет, но не потому что обвиняет в краже, тебя считают жертвой похищения. Пока что, — несколько скомкано добавил Рэйф и неожиданно посмотрел на меня исподлобья. — А ты что, не хочешь возвращаться?

Я отвернулась, неуютно вжав шею в плечи. Испугалась, как он глянул на меня, будто следующей жертвой предстояло стать мне. Эти руки едва не замучили человека до смерти, что мешает им сомкнуться на моей шее, растерзать и меня заодно? От таких мыслей стало не только не по себе. Но и грустно.

— Пока мы с этим не разберемся я никуда не уеду.

Рэйф нервно усмехнулся, либо выдохнул резко — я не поняла.

— Ну, ты пыталась разобраться. Получилось не очень.

— А ты держишь в заложниках представителя мафии — тоже так себе.

— И из-за кого, смею уточнить?

— Из-за меня, смею заметить, — с не меньшей колкостью ответила я. А на меня будто смотрел судья, добившийся признания от преступника. Не весело. — Но это и тебя касается.

— Перекладываешь вину на меня? Смело в твоем положении.

— А ты думал, я обрадуюсь увидеть этот алмаз вновь? — разочарованно уточнила я. — Я понимаю, что это… что это. Что это должно значить. Хранить его у себя я не могла, а просто выбросить рука не поднималась. Да, глупо было думать, что все пройдет тихо, но я действительно не ожидала, что Гонсалес до сих пор мониторят черный рынок.

На языке так и вертелся десяток оправданий, требующий перетянуть одеяло в сторону Гонсалес и моей тупости. Поскольку главную правду я боялась до сих пор озвучить самой себе. Слезы вновь предательски наворачивались на глаза, поперек горла будто ком встал, все естество отказывалось признавать очевидную вещь. А она очевидна до абсурдности:

— Я боюсь. Я испугалась того… того, что это может значит, и того, что ты сказал мне тогда во время нашей