Книга Александр. Том 1 - Олеся Шеллина

же друг друга не просто не любите, вы ненавидите друг друга лютой ненавистью. Но каким-то образом сумели на время оставить дрязги и даже составили план, который сумели осуществить. Какая же всё-таки сила содержится в этих кусочках презренного металла, — добавил я задумчиво, как и Пален, глядя при этом на монеты.

— Учитывая все обстоятельства, вам вменяется в вину не заговор с целью убийства императора, — скучным голосом произнёс Макаров, — а предательство Отечества.

— Вы не докажете… — вскинул голову Пален.

— Ошибаетесь. — Я позволил себе улыбнулся. — Вы же не просто так согласились взять английские деньги, а за гарантии того, что убедите меня прервать любые сношения с Францией до полного разворота в сторону Британских островов, даже если это нам невыгодно на сегодняшний день. Павел Петрович же слышать об этом не хотел, не так ли? Собственно, на фоне этого Никита Петрович Панин и уехал в ссылку, и, уверяю вас, помилования он не получит. За дурость надо платить.

— И откуда же вы узнали про мифические деньги, ваше величество?

— Ольга Александровна в приватной беседе всё мне рассказала. Она, знаете ли, немного зла на лорда Уитворта. Он же ей практически отставку дал. Жениться, гад такой задумал. — Я покачал головой. — Обиженная и оскорблённая в своих лучших чувствах женщина может стать серьёзной проблемой для многих мужчин. Она даже поведала мне, что Родина на сегодняшний день была оценена лордом Уитвортом в два миллиона фунтов стерлингов. Довольно приличная сумма, надо сказать, и совсем не мифическая. Правда, она не знает, где её любовник взял такие деньги, но вот именно сейчас это неважно. — Когда я назвал сумму, он вздрогнул. — Вы не обидитесь, если узнаете, что Жеребцова не собиралась ими с вами делиться? — Увидев, как вытянулось его лицо, я улыбнулся. — Ольга Александровна изъявила желание уйти в монастырь, чтобы в тиши его стен попытаться замолить все свои грехи. — Я поднялся и направился к двери. — Я не мог отказать ей в её искренней просьбе. Её сын пока только понижен в звании, а вот муж арестован за возрождение Масонской ложи. Эти ложи запрещены на территории Российской империи под страхом каторги, или смертной казни, с конфискацией имущества, разумеется.

— Но… Этот чудовищный закон отменён Павлом Петровичем… — Пален был настолько дезориентирован, что выглядел жалко.

— Пётр Петрович, в моём манифесте ясно сказано, что я продолжу политику и дело своей великой бабки Екатерины. Не вы ли сами настаивали на этой формулировке? Пока Александр Семёнович проводил аресты вашей далеко не дружной компании, я внимательно изучил те законы, которые отменил мой отец. И да, среди них был вот этот, про масонов. Я, как честный человек, который держит своё слово, тут же отменил распоряжение Павла Петровича. Кое-что даже добавил, про конфискацию имущества, например, ну, и про смертную казнь. Чтобы придать закону вес, так сказать. Александр Семёнович даже попенял мне, что я его так сильно работой дополнительной нагрузил. Ведь масоны при Павле Петровиче так резво головы подняли. Но, с другой стороны, их даже искать не пришлось. Ложи, не скрываясь, действовали. Сейчас по всей стране идут аресты. Не всех, разумеется, только мастеров лож. Остальных полудурков, которых прельстило таинство и причастность к чему-то, неважно к чему, лишь бы причастность, пока никто не трогает. И ведь не сказать, что я не держу слова и действую вопреки своим обещаниям, не так ли? — Остановившись у двери, я насмешливо смотрел на него. — Кстати, среди тех законов было много чего такого же интересного. Я, конечно, не все их верну, но часть — совершенно точно. И вряд ли тем трём сотням заговорщиков это понравится. С другой стороны, сами виноваты. Сами этого хотели и даже сформулировали вместо меня в манифесте. А я всего лишь держу слово.

— Никогда не думал, что это может закончиться вот этим, — Пален закрыл глаза. — И что достаточно легковерный Сашенька сумеет так извратить наши договорённости, по сути, не нарушая их. — И он глухо рассмеялся.

— Так, может быть, не стоило избавляться от моего отца под таким сомнительным предлогом? Или боязнь потерять власть и деньги настолько затмили вам глаза, что вы даже не подумали о такой возможности?

— Меня казнят? — он внезапно успокоился.

— Да, — я не стал отрицать очевидного. А потом повернулся к Макарову. — Жду вас, Александр Семёнович, на доклад через два часа.

— Я буду, ваше величество. — Макаров на всякий случай снова положил руку на плечо Палену. А то вдруг кинется. Я же вышел из этой дознавательской, или как эта допросная комната называется.

В коридоре моя охрана во главе с Бобровым о чём-то тихо переговаривалась с Фёдоровым и Макаровским охранником. Увидев меня, они сразу замолчали.

— Поехали отсюда, — я махнул рукой. Фёдоров понял всё правильно и поспешил впереди меня, потому что я не запомнил дорогу, так сильно был погружён в мысли о предстоящей встрече.

Когда мы оказались во дворе, а я вскочил на коня, Свиридов отдал Фёдорову пистолет. Где он его всё-таки прячет, и как Свиридов его заметил? Решив не заморачиваться этим вопросом, я тронул коня, и мой небольшой отряд поскакал в сторону Зимнего.

Настроение было гадкое. Никакого чувства удовлетворения не наступало. Хотелось приказать натопить баню и как следует вымыться. А ведь мне предстояло решить ещё одно дело с Макаровым, и оно не могло ждать.

Во дворце я прошёл сразу в приёмную, бросив на ходу вскочившему Сперанскому.

— Кофе, — ничего не добавив и даже не посмотрев на него, зашёл в кабинет.

Уж через пять минут вошёл Сперанский, неся поднос с кофейными принадлежностями. Он как умудрился его так быстро приготовить? Я не удержался и удивлённо посмотрел на секретаря, но тот моих взглядов не расшифровал и невозмутимо сообщил.

— Кутузов Михаил Илларионович, Аракчеев Алексей Андреевич, Эйлер Христофор Леонтьевич и Эйлер Александр Христофорович просят ваше величество принять их.

— Они не сказали, зачем пришли, да ещё такой странной компанией? — Я налил себе кофе из кофейника, бросил в него кусочек сахара и плеснул сливок. После чего сделал глоток, закрыв глаза.

— Михаил Илларионович сказал, что это касается вашего поручения насчёт артиллерии.

— Вот как, — я сделал ещё один глоток. — Ну что же, пускай заходят.

Я стоял возле стола и пил кофе, когда