Книга Из прошлого: далекого и близкого - Николай Яковлевич Мерперт

сутки быть в Абу-Симбеле, тогда находившемся на своем истинном месте. Это чудо из чудес! И внешнее обрамление, обрамление входа, в котором гигантские статуи главного строителя Рамзеса II достигают более 20 м в высоту, и чего там только нет! И вереница священных птиц, и череда военных трофеев, в том числе людских, где очень четко отличаются представители разных рас. Это ведущие к входу обрамленные хорошо обработанным камнем справа и слева, открытые сверху коридоры, где ты отличаешь нубийца от ассирийца, ассирийца от еврея, поэтому целый ряд наук имеет здесь такую поразительную силу доказательств: и многообразие население, и одежда, и оружие, чего только нет здесь... и священные птицы наверху. И, наконец, залы. Второй зал — самый большой. Колонный зал с двумя рядами колонн. Рамзес был человек скромный, поэтому все колонны имели его форму. Древнейшая, по-моему, в мире фресковая живопись, совершенно поразительная, вплоть до предвосхищения кино, потому что колесницы повторяются одна за другой, но так, что ноги лошади видишь словно в движении. Как известно из арабских источников, Египет — это культура химии, поэтому поразительные красители, пережившие 3,5 тысячелетия, совершенно не потеряли своей свежести. С точки зрения информативности тоже не знаю памятника, равного ему. Рядом Абу-Симбел царицы, любимой жены Рамзеса. Абу-Симбел переводится как «абу» — это отец, что очевидно, а «симбел» — есть целый ряд чтений, здесь основная заслуга принадлежит германской науке, таким ученым-колоссам, как Курт Зете и Адольф Эрман. Так что чтений здесь много, и имена Богов, и символика — все это сводится, опять-таки к увеличению и без того поразительной информативности Абу-Симбела. Перейдем ко второму Абу-Симбелу, принадлежавшему царице Нефертари. Здесь не буду вдаваться в подробности, но, как мне показалось, при всем беспримерном величии Абу-Симбела Рамзеса, художник, ставивший второй Абу-Симбел, талантливее... По моему субъективному мнению, это такая символика мужской силы и женского начала, на мой взгляд, даже не так много работ, где именно вот этот уже дар небес должным образом подчеркнут. Короче говоря, сколько не строй Ассуанских плотин, ущерб истории человеческого искусства, мысли и даже техники, в сотни раз превосходил бы достижения современной электротехники и строительства электростанций, работающих на силе воды, поэтому многие страны категорически отказались в этом участвовать, и тогда решающую роль сыграл Советский Союз. Была создана специальная комиссия, которая должна была решить судьбу сокровищ египетской культуры, оказавшихся в зоне затопления, в том числе и Абу-Симбела. Кроме того, подлежали переносу те сооружения и храмы, прежде всего, которые должны были быть залиты нильскими водами, поднятыми Ассуанской плотиной. Комиссия по Абу-Симбелу возглавлялась тогда японским императором, вице-председателем был профессиональный археолог — шведский король...

Вопрос о создании советской экспедиции, наряду с целым рядом экспедиций зарубежных, рассматривался ЮНЕСКО. Все страны несли определенные финансовые обязательства. Кстати сказать, наименьшие нес Египет. Господин Насер не слишком стремился и до последнего отказывался финансировать перенос Абу-Симбела, что чуть было не погубило этот памятник. В последний момент, когда уже более значительные суммы были ассигнованы и западным миром, и Советским Союзом, и, кроме того, шло время, и поджимали все сроки по переносу, только тогда он согласился внести долю Египта.

Вопрос о создании нашей экспедиции целиком был передан Академии Наук СССР. Начальником экспедиции являлся академик Борис Борисович Пиотровский. Б.Б. Пиотровский был урартолог, ему принадлежит заслуга в исследовании Кармир-Блура. Поначалу он был учеником академика Василия Васильевича Струве, учителем которого, в свою очередь, был бог египтологии, германский профессор Курт Зете.

Академик Б. Б. Пиотровский

Началась подготовка, причем она носила достаточно сложный характер. Нужно было и особое оборудование, и достаточно подготовленные люди. Для участия были приглашены представители разных исторических профессий. Меня Борис Борисович пригласил как заместителя начальника экспедиции по научной части. Кроме того, был заместитель начальника экспедиции по административной части. Это Петр Дмитриевич Доровских, долгие годы работавший в наших органах внешней разведки. Александр Виноградов, выпускник МГУ, хорезмиец. Пожалуй, одна из первых по значимости научных сил в экспедиции. Неолитчик, превосходно показавший себя в новых для него песках Нубии. Дальше — художник Пименов, но не тот знаменитый живописец, а марочник. Но как рисовальщик он был незаменим, чего нельзя было сказать о следующем персонаже, Льве Аркадьевиче Петрове, который был главным архитектором Кремля по охране памятников. Его миссией было перенесение находившегося в нашей концессии египетского храма, правда, римского времени. Здесь забавно то обстоятельство, что уже за несколько месяцев до отъезда эту операцию у нас отменили, а Петров остался без ангажемента. Льву Аркадьевичу Петрову удалось, ничего не делая, прожить длительный срок в Египте и объездить всю страну.

Второй Лев был неизмеримо более полезным. Это был Лев Николаевич Петров, заведовавший существовавшим тогда в нашем институте фотокабинетом. Великолепный фотограф, почти все снимки, приведенные в этом разделе — его работы. Я с ним дружил, по первой своей профессии он был драматическим актером.

Муса Умарович Юнисов, незаменимый в экспедиции человек, много лет проработавший в Хорезме. На его плечи легло очень многое: опять же — Африка, пески — не каждая машина там пройдет (он был шофером и механиком), затем основной режим передвижения — Нил. У нас был катер, и была моторка с подвесным мотором. Наш катер часто напарывался на покрытые водой нубийские глиняные дома и более прочные сооружения, вплоть до насосной станции и т. д. При этом у нас безбожно страдали рули и, что главное, винт. Он сгибался Бог знает как, и только в руках Мусы Умаровича все приходило в порядок. Он следил за техникой и ремонтными работами.

Ну и, наконец, само руководство: Борис Борисович и «аз, многогрешный». Между нами был договор: археология — практически только моя, а эпиграфика и все, что несло на себе информацию письменную — в его власти. Довольно четко до конца второго сезона (больше года) это соглашение было в силе.

Мне волей-неволей приходилось всем в Москве ведать, потому что Борис Борисович был в Ленинграде. Работа по организации поставки, выбор и многое другое входило в мои обязанности.

Довольно напряженная работа имела место и в Каире: знакомство с египетскими археологами, с местными архивами, иногда чисто формальный просмотр их планов, в меньшей мере ознакомление с их методикой, но все-таки... Короче говоря, эти две недели в Каире проходили чрезвычайно активно. Насколько я помню, председателя комиссии департамента древностей в Каире звали господин Шукри, а