Книга Рыбкина на мою голову - Алекс Коваль

год! Из-за собственной слепоты, глухоты и упрямства, цепляясь за какие-то старые принципы и общепринятые дурацкие нормы, который укоренились в голове мыслью, что любви с разницей в двадцать лет быть не может.

Так вот: может!

Так может, что все внутри разъедает от этой любви, если ее нет рядом. Если она не просыпается утрами с тобой на соседней подушке. Если вы не варите вместе кофе. Не смотрите вместе фильмы и не едите жирный фастфуд в машине на парковке у кафе. Если нет ее, то плохо. Невыносимо. Если нет ее, то и жизни нет.

– Эм… – первой пришла в себя Влада, отводя взгляд и оглядываясь, – хоче… – хотела обратиться ко мне на “ты” девушка, но, в последний момент передумав, сказала:

– Хотите, покажу все экспонаты?

– Хочу. Проведешь экскурсию?

Влада неопределенно пожала плечами и, молниеносно крутанувшись на высоких каблучках, показала мне свои шикарные рыжие локоны. Сказать, что руки зазудели от желания запустить в них пальцы, – ничего не сказать! А когда от легкого ветерка оголилось ее плечо, белоснежное, не тронутое загаром… в общем, скрутило все части тела. Включая и те, что и так страдали ниже пояса.

Пришлось спрятать руки обратно в брюки и послушно пойти за Рыбкиной следом. Мучая себя прекрасным видом ее тонкой шеи, острых лопаток и вот той маленькой родинки, на правом плече, которую мысленно я уже целовал…

Влада

Я шла, стараясь держать спину ровно. Пыталась мысленно остановить дрожь в коленях, но получалось это плохо. Я чувствовала взгляд. Я чувствовала всего Пашу, идущего у меня за спиной. Так остро, будто все рецепторы резко обострились. Я прижимала ладонь к сердцу, пытаясь унять его болезненное трепыхание и радостный мандраж, и терялась в догадках и причинах приезда Жарова.

Однако пыталась говорить ровно и спокойно. Вежливо. Рассказывая почти про каждую пройденную нами фотографию, каждую историю, что способствовала созданию снимка, и каждый уголок, что смотрел на нас с фотокарточки.

– А вот это я сделала в тот день, когда…

– Влада, – перебил меня в один прекрасный момент мужчина. Аккуратно потянув за локоток, останавливая. Отводя чуть в сторону от приближающейся к нам увлеченной снимками пары.

– М-м?

– Как ты?

За этим он меня затормозил? Чтобы спросить как мои дела?

– Достаточно неплохо, как види...те.

– Видишь. Давай не будем возвращаться к этому “вы”, – поджал губы Жаров. – Не надо, Пух, – добавил, и прозвучало это до мурашек проникновенно.

– Почему ты зовешь меня “Пух”?

– Потому что ты сама себя так назвала, – улыбнулся дракон, который совсем не выглядел сейчас драконом, Паша, – в записке, – уточнил и извлек из кармана брюк бумажку.

Записку! Ту самую, которую я оставила ему в день побега, год назад. Ту самую, которую я писала, еле сдерживая слезы от обиды. Я искренне была уверена, что он и думать о ней забыл, отправив в урну при первой же возможности. Расценив всего одну строчку, как очередной каприз ребенка. Но нет…

– Ты ее сохранил? – спросила ошарашенно, рассматривая бумажку, зажатую в ладони мужчины. – Почему? – она была настолько потрепанной и истертой, будто он все эти дни не выпускал ее из своих рук.

– Знала бы ты, как часто я перечитывал твое послание, Рыбкина... – будто подслушав мои мысли, сказал Паша. – Не знаю, что я раз за разом искал в твоем пожелании, но расстаться с ней я так и не смог.

Я подняла взгляд с его ладони, заглянув в его глаза, и в моем сердце больно кольнуло. Прострелило. Стало трудно дышать. От сметающих лавиной чувств.

Да, я могла бы включить сейчас обиженную девочку и воротить нос. Язвить, упираться и всячески делать вид, что меня ни капли не порадовал и не взволновал его приезд, но ведь это не так! В корне не так. Я не умею играть! Не умею лгать в своих чувствах и не хочу этому учиться. Я просто Влада. Та самая Влада, у которой на лице написано, счастлива она или расстроена. Рада она или злится. Настоящая. Без фальши и без игр. И да, я соскучилась! Очень. Так, что чувствам в груди тесно, а губа начинает мелко подрагивать. Я рада до безумия и счастлива до невозможности, что он сегодня здесь. В такой важный для меня день – Паша со мной. Настолько рада, что земля из-под ног уходит, и я стремительно теряю точку опоры под названием “разум”. И совершенно точно не собираюсь делать вид, будто моя гордость идет впереди моего любящего его сердца. Паша хотел видеть взрослую Владу? Рассудительную и не капризную? Так вот она я. Что как не возможность отпустить прошлые обиды и недопонимания – признак зрелости?

– Давай уйдем отсюда? – спросила прежде, чем осознала, что несу. – Я только Касю заберу, и уйдем, м? Давай? – клянусь, я чувствовала, как в этот момент загорелись мои глаза. А улыбка сама собой растянулась на губах.

– Ты уверена? Влада, это твоя выставка, и…

– И сколько их еще будет! – перебила я нетерпеливо. – Ну, так что? Уйдем? – спросила и замерла в ожидании ответа. Мне было важно услышать его “да”, услышать откликающееся в моем сердце согласие. Увидеть, как в ответном жесте загораются лукавством глаза Жарова.

И я увидела.

Всего пара тяжелых ударов моего сердца, и я увидела, как медленно расцветает улыбка на его губах. И услышала:

– Жду тебя у входа, Пух.

А затем ощутила легкое прикосновение его губ к моей щеке. Горячий, больше дразнящий, нежели успокаивающий поцелуй. Но большего мне было и не нужно. Пока что.

И как только Жаров зашагал в сторону выхода, я подорвалась с места и, совершенно не обращая внимания на высокие каблуки, понеслась сломя голову в сторону кабинета администратора. В этот момент я была не просто окрылена, я впервые в жизни воспарила от счастья.

Влада

В этот вечера мы гуляли. Много и долго. Бродили по уютным вечерним улочкам Парижа и разговаривали. Наверное, впервые за все время нашего знакомства разговаривали много и обо всем. О моей жизни, о Пашиной жизни, о Касе, фотографиях и прочее, и прочее. Обо всем, но не о реальных причинах приезда Паши и не о “нас”.

Могу ли я питать какие-то надежды после его сегодняшнего появления? Не знаю, но, думаю, да. И от этого на душе становилось