Книга Цвет моего забвения - Мария Бородина

костей. Снова пытаюсь посмотреть в глаза подруге, но вижу лишь кровавое месиво.

— Сука! — рычит Главный, продолжая экзекуцию. — Получай! Получай своё!

Как в забытьи, я замечаю огромные острые ножницы, что Лейла оставила у машинки, незаметно хватаю их и прячу за спину.

Когда Главный отворяет дверь и начинает выволакивать бездыханное тело Лейлы за дверь, я расставляю металлические лопасти и накидываюсь на него сзади…

Глава 9

Подсказки

Экорше

— Руку! — кричит Одноглазая, пытаясь вырваться из моей хватки. — Протяни ей руку хотя бы!

Вилма подаётся вперёд и снова прижимается к перегородке. Металл под её задницей опасно скрипит. Когда надсадный звук доползает до высшей ноты, я вздрагиваю, как от ожога, и зажмуриваюсь. Но, судя по удовлетворённому вздоху Одноглазой, ограждение выдерживает натиск. Открываю глаза и вздыхаю следом. Вилма осторожно переваливается на соседний балкон.

— Видишь, — я довольно поглядываю на Одноглазую. — Всё ведь в порядке.

— Послушала бы я этот бред минуту назад! — Одноглазая продолжает сердиться.

— Сама ты бред!

Ограждение снова скрипит, но тише. В этом звуке уже нет былого напряжения и зловещего предзнаменования смерти. Бояться больше нечего. Голова и тело Вилмы исчезают на соседнем балконе. Мгновение спустя, туда же устремляется её левая нога. Яркий кед ещё несколько секунд мелькает в воздухе, как стоп-сигнал. Потом следом за Вилмой втягивается и он.

— Я здесь, — слышу я её голос. — Кидайте трос.

— Уфф, — Одноглазая, наконец, расслабляется. Я чувствую, как её мышцы становятся мягкими. — С тобой точно всё в порядке, Вилма?!

— Если не считать того, что чуть не обделалась, — язвит Вилма. Голос её звучит слишком бодро для человека, что меньше минуты назад находился на грани жизни и смерти. — Мне долго ждать, пока вы снизойдёте до меня, барышни?

Одноглазая мнётся на ненадёжном полу, опасаясь сделать шаг. Воспользовавшись её смятением, я вырываюсь вперёд и поднимаю трос. Он кажется тяжёлым и жёстким. Но волокна, сплетённые плотной косой, выглядят прочно. Должен выдержать.

— Давай его сюда! — голова Вилмы высовывается из-за загородки и тут же прячется.

Я кидаю трос Вилме. Потом по одному передаю рюкзаки. Недомогание отняло у меня порядочно сил, и сумки кажутся слишком тяжёлыми.

— Святая наивность, — посмеивается Вилма из-за перегородки. — А если я сейчас удеру с вашими вещичками?

— Ты не такое дерьмо, Вилма, — замечает Одноглазая. — Иначе меня уже не было бы в живых.

Они перекрикиваются ещё пару минут, но я не слышу их слов. Звуки размазываются зловещей какофонией, превращаясь в гудение внутри головы. Как же всё раздражает! Чувствую, как под языком копится жидкая солоноватая слюна, и понимаю: рвоты не миновать. «Только не сейчас!» — твержу сама себе. Пытаясь отсрочить процесс, я резко втягиваю воздух и задерживаю дыхание. Становится легче.

— Порядок, — кричит Вилма. — Тут есть хороший крюк. Кидаю!

Через мгновение в воздух взвиваются два свободных конца троса. Перелетев через покосившуюся загородку, они приземляются по нашу сторону.

— Полезай первая, — я поворачиваюсь к Одноглазой. Тошнота снова карабкается к горлу, но я делаю глоток воздуха, и дискомфорт отпускает.

— Почему я? — она пожимает плечом.

— Потому что, — я нервничаю и не могу найти аргументы. Плохое самочувствие порождает раздражение, с которым тяжело, очень тяжело справиться.

— Ну… ладно, — Одноглазая сегодня на редкость уступчива.

Ветер врывается на этаж, раскачивая обрывки бельевых верёвок и тряпьё, оставшееся от занавесок. Воздух пахнет гарью. Старым пеплом, над которым не властны годы. Субстанцией, в которую однажды превратились чьи-то жизни.

Может ли пахнуть уничтоженное счастье? Чем оно пахнет? Тленом и стоялой тиной? Временем? Или звенящей пустотой, что выворачивает душу наизнанку?

Отличается ли запах своего пепла от запаха чужого?

Одноглазая осторожно ступает по краю балкона, у стены. Держится за наружный подоконник, балансируя при каждом шаге. Напрасно: если пол выдержал Вилму, под ней не просядет и подавно.

— Подойди ближе, — говорю я.

Она делает шаг мне навстречу и боязливо замирает, подняв руки. Я осторожно обвязываю её свободными концами верёвки, но она вырывает их и начинает обвязываться сама.

— Не так, — заявляет она. — Я так выскользнуть могу. Нужно провести концы через плечи.

Обвязав свободные края троса вокруг талии, Одноглазая скрещивает их на спине. Переводит вперёд, перебросив через плечи. Потом — цепляет короткие концы к поясу и связывает их. Вроде бы, надёжно.

— Что копошитесь? — недовольно выкрикивает Вилма из-за перегородки. — Пока вас ждёшь, можно и ласты склеить.

— Да уж, — я выдыхаю. — Быстрее начнём — быстрее закончим.

— И я должна, — Одноглазая несмело огибает меня и кладёт руку на покосившееся ограждение, — вылезти наружу.

— Да, должна, — выкрикивает Вилма, и я очень ей за это благодарна. — Так же, как я делала. Вперёд!

— Страшно, — Одноглазая ёжится, как на морозе.

— Вперёд, я сказала! — Вилма начинает сердиться. Громкость её голоса говорит сама за себя.

Одноглазая осторожно перегибается через загородку. Ветер подхватывает её распущенные волосы и поднимает вверх, как парашют.

— Ногу, — подсказываю я.

— Как будто бы сама не знаю, — Одноглазая злится.

Поднять ногу выше загородки оказывается для Одноглазой слишком тяжёлым испытанием. Но, тем не менее, когда она усаживается на ограждение, оно даже не скрипит. Лёгкая.

Одноглазая осторожно ползёт в сторону соседнего балкона. Пожалуй, даже слишком осторожно. Меня начинает побешивать её нарочитая медлительность. Да так, что приходится стиснуть зубы, дабы чего лишнего не ляпнуть. Когда Одноглазая начинает раскачиваться, тщетно пытаясь перенести центр тяжести в противоположную сторону, Вилма вытягивает руки и подхватывает её.

— Отлично, — комментирую я.

И тут же ощущаю знакомый солёный привкус под языком.

Тошнота. Тут как тут, проклятая. Стиснула желудок, скрутила горло и проникла в рот — не вытащить! И подступает всё ближе и ближе. Если я не остановлю её, меня снова вывернет!

Я обхватываю себя руками. Задираю голову к солнцу и жмурюсь. Глубоко вдыхаю воздух, пропахший пеплом, и стараюсь задержать дыхание. Становится легче, но лишь на мгновение. Когда я делаю выдох, изо рта вместе с потоком воздуха брызгает кислая жидкость.

Торопливо сажусь на корточки и сплёвываю. Потом — ещё и ещё. Желудок извивается под натиском спазмов, и я никак не могу остановить рвоту. Я проклинаю свой жалкий организм, не способный переварить тюбиковые концентраты. Но при этом мысленно благодарю богов за то, что меня никто не видит в этот момент.

— Эй, Экорше, ты там уснула что ли? — сердитый голос Вилмы прорывает тишину. — Трос лови!

— Сейчас, — я отплёвываюсь от последней порции кислятины и вытираю рот краешком футболки. Мерзкая ситуация. Но теперь мне, по крайней мере, легче. — Голова немного закружилась.

— Не беременна ли ты у нас? — Вилма дерзко хихикает. Солнце высовывается из-за облака, вторя