Книга Острие скальпеля. Истории, раскрывающие сердце и разум кардиохирурга - Стивен Уэстаби

тех пор, как я пришел в Оксфорд в 1986 году. Многие операции по лечению ишемической болезни сердца были вытеснены стентированием коронарных артерий, которое мы проводим под местной анестезией, причем зачастую пациентам даже не приходится ради этого ложиться в больницу. Проведенная во время сердечного приступа, эта процедура восстанавливает приток крови к умирающей мышце и позволяет сохранить значительную ее часть. Некоторые из спасенных пациентов продолжают страдать сердечной недостаточностью, но им вскоре можно делать инъекцию стволовых клеток через катетер. Хотя результаты катетеризации лишь немногим превосходят результаты аортокоронарного шунтирования, немногие предпочли бы тридцатисантиметровый разрез вдоль всей грудины и еще один на руке или ноге, необходимый для забора трансплантата.

Даже протезы клапанов сердца теперь могут быть установлены кардиологом. Их продвигают по катетеру до самого конца, а затем с силой вгоняют внутрь больного клапана. В некоторых европейских странах эта процедура является рутинной для пациентов старших возрастных групп. Для установки митрального клапана разрабатываются менее инвазивные процедуры, но в тех случаях, когда традиционная операция предпочтительна, клапан устанавливают через небольшое отверстие с правой стороны грудной стенки. При этом в ходе операции большую помощь оказывают роботы и прогрессивные технологии.

Как ни печально, Национальная служба здравоохранения потерпела крах из-за того, что легко можно было бы предотвратить.

Сегодня для устранения большинства аневризм брюшной аорты (вроде той, что убила Эйнштейна) уже не требуется большой абдоминальный[51] разрез. Эндоваскулярный стент-графт[52] обычно имплантируют с помощью катетера, введенного через разрез в паху. Специалисты внимательно наблюдают за процессом путем рентгеноскопии высокого разрешения. Стент-графт заполняет расширенную часть аорты изнутри. Подобные инновационные методы подходят для устранения многих аневризм в грудной полости, и благодаря им число операций, проводимых мной на аорте, значительно сократилось. Вместо того чтобы десять дней лежать в больнице после операции, предполагающей охлаждение и остановку кровообращения, пациент отправляется домой уже к концу дня. У детей с врожденными заболеваниями сердца суженные сосуды можно расширить, а затем установить в них стент; аномальные сосуды и отверстия в сердце можно закрыть с помощью технологии на основе катетеризации. Мой талантливый коллега Нил Уилсон стоял на передовой внедрения этих технологий в Великобритании, но ему пришлось эмигрировать, чтобы продолжать работать.

Вернемся к сердечной недостаточности, единственному смертельно опасному заболеванию, имеющему худший прогноз, чем рак. Пациенты с сердечной недостаточностью испытывают одышку от малейшего физического напряжения и чувствуют постоянное изнеможение; они не могут лежать на спине, их ноги и живот распухают, и в итоге они становятся полностью зависимыми от других. Я действительно горжусь своими достижениями в разработке альтернативы для пересадки сердца, но хотя я впервые имплантировал роторный насос крови в 2000 году, к 2018 году эти насосы все еще не стали широко доступными для смертельно больных пациентов моложе 65 лет, которых не рассматривают в качестве претендента на трансплантацию сердца. Менее одного процента людей, нуждающихся в пересадке сердца, в итоге получают донорский орган. Что бы вы чувствовали, если бы ваш ребенок умирал от сердечной недостаточности? Если система не может сделать доступными необходимые для спасения жизней технологии, то пора менять систему.

Сейчас проводится в разы меньше открытых операций, а некоторые заменены менее инвазивными методами лечения.

В последний раз я выражал свое разочарование по этому поводу на конференции в Техасском институте сердца в сентябре 2017 года. Хотя конференция называлась «Достижения сердечно-сосудистой медицины», организаторы хотели, чтобы я высказался по поводу семидесятилетней годовщины государственной системы здравоохранения. Я отказался, потому что у меня не было никакого желания ругать Национальную службу здравоохранения. Но американцы вовсе не глупы: они внимательно за нами наблюдали. Когда я смотрел демонстрацию очередной передовой технологии, то вспомнил еще одну свою поездку. Я был в Индии и пытался добраться до дальнего конца озера в Удайпуре в испепеляюще жаркий день, но мое такси задерживали неприкасаемые священные коровы, которые отдыхали на дороге. На горизонте виднелось место моего назначения: роскошный отель «Лейк-Пэлэс» (Lake Palace Hotel). Национальная служба здравоохранения как раз была такой священной коровой, и, пока я находился в Хьюстоне, мне показалось, что я снова смотрю на роскошь по другую сторону озера. Как мы позволили нашей любимой Национальной службе здравоохранения дойти до такого состояния?

Пересадка сердца – довольно редкая операция. Новый орган получают менее 1 % тех, кто в нем нуждается.

В 1990-х годах мы с оксфордскими коллегами каждый проводили 500–600 операций на сердце в год. Мы были прекрасно отлаженной кардиохирургической машиной; у нас была великолепная бригада и отличные результаты. Хирурги со всего мира приезжали, чтобы посмотреть, чего нам удалось достичь. Однако Национальная служба здравоохранения решила, что работать так усердно – политически некорректно, поэтому нас стали критиковать при любой возможности. Нам сказали, что мы должны посвящать больше времени обучению хирургии, посещению отдаленных клиник и участию в конференциях. Выходит, что нам требовалось заниматься чем угодно, кроме нашей основной работы, оперирования сердец, которую, кроме нас, выполнять было некому. Политическая корректность в итоге победила. Теперь каждый из шести кардиохирургов в моей больнице проводит около 150 операций в год, то есть на всех нас в год приходится менее 1000 пациентов.

2 января 2018-го. Когда отгремел семидесятый день рождения Национальной системы здравоохранения, в газетах появились привычные заголовки: «Вчера у одной из больниц четырнадцать карет скорой помощи ждали, когда у них заберут пациентов»; «Переполненные больницы обращаются к семьям пациентов с просьбой забрать своих родственников домой»; «Пациент с деменцией прождал 36 часов, лежа на каталке»; «Пенсионер умер от сердечного приступа после четырехчасового ожидания скорой помощи»; «С начала года двадцать четыре государственные больницы объявили об отсутствии мест»; «55 000 запланированных операций отменены в этом месяце».

Возрастающий спрос на лечение, переполненные больницы и неадекватная ситуации социальная помощь создали настоящий коллапс в отделениях неотложной помощи.

И так далее. Известный политик рассказал, как уехал в Европу для лечения рака мозга, которое не смогла обеспечить ему на родине Национальная служба здравоохранения. Младенца с опухолью сердца пришлось везти на операцию в Массачусетскую больницу общего профиля, потому что никто не мог провести ее в Великобритании. Так завидует ли весь мир нашей Национальной службе здравоохранения? Не думаю. Она зациклилась на финансовой стороне и предпочитает сохранять деньги, а не жизни.

11 января шестьдесят восемь выдающихся врачей, представляющих половину отделений неотложной помощи в стране, написали письмо премьер-министру о том, что «пациенты умирают в больничных коридорах в невыносимых условиях». Это не было преувеличением: токсичная комбинация возрастающего спроса, переполненных больниц и совершенно неадекватной социальной помощи