Книга Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер

Вирт, после того как на заседании рейхстага депутаты почтили память убитого министра иностранных дел, бросил в лицо правым слова, которые они никогда ему не простили: «Там (указывает направо) стоит враг, который капля за каплей цедит свой яд в раны народа. Там стоит враг, и нет никаких сомнений — этот враг стоит справа». В протоколе заседания в этом месте было отмечено: «Громовые длительные аплодисменты слева и в центре, на всех трибунах — оживленное продолжительное движение»{172}.

Через день, 26 июня, рейхспрезидент по просьбе имперского правительства принял декрет о защите республики. Декрет, принятый 28 сентября 1921 г. после убийства Эрцбергера, Эберт объявил утратившим силу 23 декабря 1921 г., после того как социал-демократы пришли к выводу, что он больше не оправдан, принимая во внимание умиротворение общественного настроения, и поддержали запрос об его отмене со стороны ДНФП, КПГ и НСДПГ, который в результате получил в рейхстаге большинство голосов. Новое чрезвычайное постановление о защите республики вводило суровые наказания за действия, угрожавшие ее безопасности, и давало право компетентным учреждениям федеральных земель запрещать антиреспубликанские объединения, собрания и издания. Кроме того, согласно закону, создавался Государственный суд по защите республики в качестве апелляционной инстанции при Имперском верховном суде в Лейпциге.

Как и в случае с первым декретом о защите республики, свой протест против действий рейха снова выразила Бавария, частично поддержанная Вюртембергом. Правительство фон Лерхенфельда прежде всего выступало против создания нового государственного суда, поскольку это было вторжением в сферу юрисдикции федеральных земель, а также против того, чтобы постановление было односторонне направлено только против антиреспубликанских устремлений справа. Несмотря на баварские протесты, 29 июня 1922 г. последовало еще одно постановление о защите республики. Оно вводило смертную казнь или пожизненное заключение для лиц, участвовавших в объединениях, «целью которых является физическое устранение членов республиканского правительства федеральной земли или рейха». Лица, знавшие о подготовке покушения, но не сообщившие об этом властям, карались каторжной тюрьмой{173}.

Оба декрета были задуманы с самого начала лишь как первые ступени к закону о защите республики, который кабинет Вирта впервые обсудил 27 июня. Решающее заседание рейхсрата состоялось 3 июля. Но оно отклонило как запросы и предложения социал-демократических правительств Саксонии, Тюрингии и Брауншвейга, направленные на ужесточение закона, так и запросы Баварии, нацеленные на его смягчение или на удаление определенных параграфов. 5 июля началось первое чтение закона в рейхстаге. Здесь ситуация оказалась более тяжелой, чем в рейхсрате. Так как закон вносил изменения в конституцию, для его принятия следовало заручиться поддержкой большинства в ¾ голосов, что могло быть достигнуто только при поддержке НСДПГ или ДФП. Поскольку для партий буржуазной середины на самом деле было возможно достижение соглашения лишь с умеренными правыми, постольку ДФП оказалась в ключевой позиции, которую она умело использовала. Председатель Народной партии Густав Штреземан заявил, что его партия не хочет жертвовать основными принципами буржуазной свободы и справедливости, но она, в свою очередь, также готова защищать конституцию, государственный флаг, рейхспрезидента и другие республиканские органы. Тем самым были заложены основы для компромисса, в результате которого 18 июля 1922 г. закон получил необходимое большинство голосов депутатов рейхстага.

В своей окончательной редакции закон о защите республики уже не оправдывал упрека в том, что он был направлен только против правых. И все же Бавария сумела 24 июля нанести республике уникальный в своем роде удар. Она отменила имперский закон о защите республики спустя день после его вступления в силу и заменила его собственным, баварским, в котором хотя и были заимствованы уголовно-правовые нормы имперского закона, зато вся совокупная компетенция Государственного суда по защите республики была аннулирована в пользу народных судов Баварии или Баварского верховного суда. В ответ правительство рейха объявило 26 июля действия Баварии противоречащими конституции, но одновременно дало понять, что хотело бы мирного разрешения конфликта. Переговоры, начавшиеся 9 августа, спустя два дня привели к компромиссу: при Государственном суде по защите республики должна была быть создана еще одна судебная коллегия, к юрисдикции которой относились преступления, совершенные в Южной Германии. Коллегия должна была состоять из южнонемецких судей. Но правящие партии Мюнхена — с августа к ним относились БФП, немецкие националисты (которые именовали себя в Баварии «Баварской партией центра») и Баварский крестьянский союз — не были удовлетворены этими условиями и добились новых переговоров. В ходе них правительство рейха не пошло на дальнейшие уступки, но сделало дополнительные разъяснения к ранее достигнутым договоренностям, что в итоге подвигло баварское правительство заявить 25 августа об отмене своего закона от 24 июля. Баварские правые не простили этого фон Лерхенфельду. 2 ноября он был вынужден подать в отставку. Его преемником 8 ноября стал Евгений Риттер фон Книллинг, который продемонстрировал еще больше «понимания» в отношении патриотических союзов и национал-социалистов Гитлера, чем его предшественник.

Эффект закона о защите республики оказался значительно слабее того, к которому стремились Веймарские партии под впечатлением убийства Ратенау. У судей теперь были полномочия, чтобы выступать против антиконституционных действий, но закон не мог принудить их действовать с необходимой для этого решимостью. Немецкая юстиция, носившая отпечаток авторитарной государственности, как правило, осуждала политических преступников справа гораздо мягче, чем левых.

Вполне типичным был случай, когда суд сначала осудил к четырем неделям тюремного заключения коммуниста, говорившего о «разбойной республике», а потом приговорил обвиняемого из «народнических» кругов, ругавшегося словами «жидовская республика», только к 70 маркам штрафа. Баварские суды не наказывали за выражение «свинячья республика», поскольку на баварском диалекте эти слова якобы не являлись ругательством. Государственные цвета республики можно было насмешливо именовать как «черно-красно-желтый», «черно-красно-горчичный» или «черно-красно-желточный», не опасаясь наказания. Один гражданин, который говорил о «черно-краснодерьмовом», судом первой инстанции был признан невиновным, а в ходе кассационного судопроизводства приговорен к денежному штрафу в размере 30 марок{174}.

Спустя три недели после гибели Ратенау правительство Пруссии было вынуждено запретить созванный в Марбурге всеобщий студенческий съезд, поскольку, исходя из высказываний его устроителей, можно было ожидать на съезде публичного оправдания убийства министра. Тогда сторонники «народнического» течения внутри Союза немецкого студенчества собрались в баварском Вюрцбурге. Принятая там конституция Союза предусматривала, что наряду с гражданами рейха его членами могут стать также австрийские немцы и зарубежные немцы «германского происхождения и языка». Тем самым был сделан первый шаг к пресловутому «арийскому параграфу». Демократическое меньшинство — Картель республиканского студенчества — собралось на съезде в Иене в начале августа 1922 г. К требованиям съезда относилось «увольнение тех преподавателей, которые используют свое положение для антиреспубликанской пропаганды, партийной агитации или попустительствуют им». Число случаев, когда антиреспубликанская агитация с