Книга Дневник (1918-1919) - Евгений Харлампиевич Чикаленко

уголки нарядной редакционной паутиной, тихо с достоинством ловят украинских мушек.

А лидеры партий между тем бегают по приемным, через задние ходы завязывают узелки, протягивают ниточки, веревки, бечевки, опутывают, забивают колышки — словом, живо, озабоченно, с веселой надеждой в сердце ведут подготовительную работу.

Правда, они все делают подготовительную работу. Они все так страстно, так безраздельно любят Украину, что ни за что не хотят отделить ее от «неделимой». И в нужное время, когда интернациональная банда чехословаков протопчет путь через трупы Советской Республики для осторожной галантно-джентльменской Антанты на Украину, они все, эти дорогие братья, все эти акулы, лидеры, полицмейстеры, журналисты, министры, все вместе, дружно, с пением «Боже, царя храни» и «Бей немцев!», ухватившись за подготовленные лидерами веревочки, потянут подготовленную, опутанную, бессильную, беспомощную Украину в объятия антанто-монархической, единой, неделимой тюрьмы.

О, как они страстно, как нетерпеливо, приставив ко лбу руку козырьком, всматриваются на север и на восток, ожидая свою Заступницу. Они, правда, оглядываются и на запад, приветливо, подобострастно улыбаются, шепчут на ушко, топчутся под ногами, машут хвостами — делают вид абсолютно покорных, абсолютно преданных зверьков. Но это так, на всякий случай и для отвода глаз.

А вся надежда их на Антанту.

Ах, как крепко сдавят они тогда нас в своих братских объятиях! Как сладострастно они будут топтать подкованными Антантой каблуками опутанное, растерзанное белое тело молодой рабыни, которая посмела вырваться на свободу. Если они уже теперь наступают словно нарочно ей на грудь, если теперь показывают ей и язык и кулак, если теперь порой любовно пальчиками нажимают на горло, — то что же будет тогда? Что тогда будет, когда за их спиной будет стоять самодовольный Джон Буль, напрактиковавшийся с ирландцами, бурами, индусами по части «определения» наций.

Об этом стоит подумать, и подумать хорошо, без той апатии, которая овладела в последнее время украинским обществом. Нам нельзя, опасно поддаваться апатии.

Опасно уставшему путнику в метель поддаваться желанию сесть отдохнуть: замерзнет, закоченеет и пойдет на съедение волкам, собакам, воронам.

А вокруг нас знатная метель. И волчики-братики так сластолюбиво щелкают зубами, черные вороны так нетерпеливо крякают, кружат над головами. Нет, нет. Нам еще рано уставать почивать, поддаваться апатии!

В начале нашего освобождения мы шли дружным, единым национальным фронтом, плотно, крепко взявшись за руки. Нас пытались «братья-товарищи» разъединить, разбить. Они нас всячески пинали, дергали за руки, растягивали, ругали, им надо было прорвать наш фронт. Это не удалось им и поэтому удалось наше дело — национально-государственное освобождения нашего народа.

Теперь на помощь «братьям-товарищам» взмыли «братья-реакционеры». Сбившись в дружную стаю, они неотступно идут за нами, хватают за ноги, воюют, наскакивают и жадно ждут подходящего времени, когда можно будет наброситься и загрызть, заклевать, растерзать нас. Нет, опасно садиться, разлучаться. Наоборот, еще теснее надо соединиться, сбиться в один непрорываемый фронт. Если в начале нашего трудного пути нам это было необходимо, то теперь тем более мы должны идти вместе.

И мы, социал-демократы, должны, может, больше, чем кто-либо. Для нас национальное освобождение — самая реальная потребность. Без этого мы, как партия украинских рабочих, существовать не можем, а рабочий люд наш без национального освобождения будет духовно искалеченным недорослем, слугой у старшего брата, неспособным к независимому действию, к инициативе, к дальнейшему развитию.

Мы, социал-демократы, должны так же, как и все время нашей борьбы за свободу, проявлять больше энергии и задора. Как в центральной Раде мы не давали провокаторским рукам разорвать наш фронт и тем ослабить нас, так и теперь должны скреплять, укрепить, электризовать своим духом утомленные ряды наших национальных товарищей. Так же как тогда, так и теперь, не поступаясь ничем из своей программы, объединившись на определенных условиях в «Национальный Союз», мы должны заботиться о том, чтобы ни один город, городок, село, ни один уголок находящейся под угрозой исчезновения, окруженной врагами, Украины не остался не включенным в эту общенациональную организацию. На нашу государственность, на нашу культуру, на наш язык, на нашу душу и тело совершается открытое покушение. Волки уже настолько «обнаглели», что хватают за ноги.

Но помним, что волки боятся огня и света. Огнем их, проклятых! Побольше огня и света, побольше задора, преданности, жизни, веселья духа. Волки и вороны боятся человеческого смеха, энергии, твердого голоса.

Они — трусы, они смелые только с обессиленными, с убегающими во мраке, в темноте. Вот так, разложить побольше костров любви к нашей освобожденной Рабыне, надо бросать в них сердце, мозг, нервы, все, что у кого есть, и спасать Рабыню — Мать, окруженную разъяренной стаей «братьев».

                                                                                                                                                                                    В.Винниченко.

Но что может сделать наша общественность, если народу Украина безразлична, если большая часть его проклинает Украину за то, что она отняла землю; если никакие манифестации, никакие массовые протесты против русификации не возможны, потому что вся держава почти на военном положении, и немцы вроде как благоволят к идее объединения бывшей России. Цензура пропускает в русских газетах все, что пишется против Укр. державы, против языка, а укр. печати запрещает писать о том, что правительство и немцы ведут обрусительную политику.

У меня теперь одна надежда на гетмана. После того блестящего приема, который ему оказал Вильгельм в Германии, и после тех речей, которые произнес гетман в благодарность Вильгельму за помощь при строительстве Укр. державы, не может быть сомнения в том, что гетман не может проводить объединительную политику; он теперь резко отрезал себя от России, и русские ему этого не простят и не примирятся с ним. Но, очевидно, и гетману, если уж не верить в искренность его как укр. патриота, нет смысла тянуть в «единую». В России он был только генералом, каких там тысячи, а в Украине он первое лицо большой европейской державы; денег тоже ему не надо, а значит, какой смысл ему тянуть к объединению с Россией?

Но на основании всего того, что я слышал о гетмане от П.Я. Стебницкого, Скоропися, Д.И. Дорошенко, С.П.Шелухина, В.Н.Шемета и многих других, которые не раз разговаривали с ним, я верю в его искренность, в твердое желание построить украинскую национальную державу.

Теперь, когда гетман вернется из Германии, он будет прочнее чувствовать себя на Украине среди немецкого командования и среди тех кругов, которые посадили его на гетманство и теперь недовольны его украинским патриотизмом. Теперь гетман смелее возьмется за борьбу с теми элементами своего окружения, которые его тянут в Россию и борются с его украинской политикой.