Книга Последний хартрум - Женя Юркина

ноги в коленях, чтобы перенести основной вес на веревки, сдавившие грудь. Они были затянуты так крепко, что не оставляли даже малейшего шанса. Какой-нибудь плечистый верзила освободился бы, применив силу, а Дарт был слишком худощавым и мелким, чтобы рвать путы голыми руками и гнуть металлические трубы лопатками.

Пальцы одеревенели и не слушались, безуспешно царапая веревки. Детектив никогда не отличался ловкостью рук, а сейчас, поддавшись волнению, и вовсе стал неуклюжим. Его способности концентрировались в голове, а потому он сразу понял, что следует сделать – обратиться за помощью к той личности, что могла справиться с узлами.

В подвале была кромешная тьма, но он по привычке закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Стук барабанов превратился в далекий гул, а тиканье часового механизма заполнило собой все пространство, однако внезапный грохот вернул его в реальность. Входную дверь вышибло, и с улицы хлынул бешеный поток, несущий за собой обломки досок, камни и грязную муть.

Стараясь не думать о том, что стоит уже по щиколотку в воде, Дарт прислушался к сердцебиению, но стук барабанов, чьи-то крики и собственная паника мешали ему. Сердце колотилось как бешеное и не хотело попадать в ритм с часовым механизмом. Циферблат частностей начинал проявляться в воображении и тут же исчезал, словно смытый рисунок на песке.

Разрушительная сила воды кидала в Дарта все, что удалось притащить с улицы. В бурлящем потоке оказалось бревно, которое в недавнем прошлом могло служить опорой для пирса или балкой крыши. Его, точно щепку, швырнуло в Дарта, и тот взвыл от боли, когда что-то острое вспороло ему ногу. Было не разглядеть, насколько глубока рана, хотя он явственно ощущал кусок железа в своем теле. На поверхности, скалясь кривыми гвоздями, торчал кусок бревна.

Дарт мог утонуть, умереть от потери крови или ее заражения. Еще никогда судьба не предоставляла ему столь разнообразного выбора.

Пульсирующая боль в бедре заставила его собраться с силами. Это было детской привычкой, приобретенной за годы жизни в приюте. Боль пробуждала в нем такой инстинкт самосохранения, что все остальные чувства притуплялись. Он перестал различать ритм сердца и звук часов; он мог думать лишь о ране, пульсации крови и гвозде под кожей. Дарт понимал, как опасно менять личность сейчас, когда подступающая вода вот-вот накроет его. Отключиться хотя бы на мгновение значило потерять контроль над ситуацией. Если он не успеет задержать дыхание, то захлебнется, не приходя в сознание. Времени на сомнения больше не было.

На сей раз Дарт не видел перед собой циферблат и не перемещал стрелки от одной фигурки к другой; он просто потянулся к нужному образу и вцепился в красный камзол.

Циркач ворвался в сознание сумасшедшим кульбитом, ослепительной вспышкой, новой волной острой боли, ударившей по вискам. Мышцы свело судорогой, из носа хлынула кровь. Если он и отключился, то не заметил этого, поглощенный изменениями внутри себя.

Дарт успел сделать глубокий вдох, прежде чем поверхность воды сомкнулась над его головой. И теперь, когда на спасение оставалась пара минут, выражение «смертельный трюк» приобрело буквальное значение.

У циркача было гибкое тело и ловкие пальцы. Чтобы поддеть узел на веревках, он вывернул руки под каким-то немыслимым углом и смог высвободить запястья. Путы, прижимавшие его к трубе, развязать оказалось куда сложнее. Многочисленные узлы, набухшие от влаги, накрепко затянулись. Жжение и тяжесть в груди намекали, что время истекает. Вместо того чтобы разбираться с узлами, Дарт вцепился в веревки, пытаясь их ослабить, а затем, используя вес своего тела, рванул вниз. Спина скользнула по трубе, и это соприкосновение оставило после себя жгучую полосу на коже. Выскользнув из одних пут, Дарт принялся за последние, связывающие ноги. Узлы оказались слабее прежних и быстро поддались.

Он был свободен, но еще не спасен. Вокруг бурлила грязная вода, стоило ему двинуться вперед – и встречный поток отбрасывал его обратно, как мусор. Вынырнув на поверхность, Дарт обнаружил, что подвал затопило почти доверху. Судорожно глотая воздух, он задрал голову и увидел над собой потолок, пронизанный сетью труб. Не пройдет и минуты, как они утонут в воде.

Чувствуя, как слабеет, он потянулся к трубе и повис на ней, точно мешок. Костлявый, истекающий кровью мешок. В мыслях он уже сдался, но тело продолжало действовать само. Руки согнулись в локтях, корпус подтянулся вверх, а затем отклонился, чтобы ноги могли обхватить трубу. Прижавшись животом к шершавому металлу, изъеденному коррозией, он весь превратился в гибкую пружину. Окажись на его месте тот плечистый здоровяк, способный рвать веревки голыми руками, он бы рухнул вместе с трубой. Но вес Дарта позволял ему ловко перемещаться поверху, спасаясь от бушующей массы воды.

Наконец он выбрался на улицу, где поток был не таким бурным. Стихия изменила окрестности до неузнаваемости, а сумерки скрыли последние ориентиры. Груда искореженных досок напоминала пирс, дежурные лодки перевернуло и разбило в щепки, из-под деревьев вымыло почву, отчего одни покосились, а другие рухнули в воду, устремившись вслед за течением.

До сих пор не зная, что произошло, он вскарабкался на крышу здания, чтобы оглядеться. Каменные выступы, похожие на перекладины лестницы, позволили подняться за считаные секунды. С удивлением Дарт обнаружил, что не он один воспользовался легким подъемом. На металлическом скате сидел сутулый человек и чиркал отсыревшими спичками, пытаясь выбить огонь, чтобы закурить сигарету, которую нервно жевал.

Дарт окинул взглядом панораму города: в потемках вспыхивал свет, двигались тени. Город терпел бедствие. Но окраина и его безлюдь оставались в безопасности. Вода не добралась до тех мест и не нарушила тихую жизнь.

– Огоньку не найдется? – буднично спросил сосед по крыше и, получив ответ, раздосадованно вздохнул.

– Что случилось?

– Дамбу прорвало. В карманы воды набрал, – отозвался он, будто главную трагедию видел в том, что не мог закурить. Он покрутил в руках бесполезный коробок спичек и броском запустил его во тьму.

Дарта беспокоило другое: рана на бедре кровоточила и нещадно ныла. Он снял ремень, чтобы использовать его как жгут, рассудив, что проще пережить потерю штанов, чем потерю крови. Пока он возился, беспокойные мысли роились в голове и вскоре привели его к страшному открытию: Хоттон расположен в низине, у подножия Зеленых холмов, в самой опасной точке. И там сейчас Офелия – малышка Фе, которой он обещал принести платья взамен испорченных, но так и не успел сделать этого, потому что его схватили.

Дарт бросил растерянный взгляд вдаль, где вздымалась исполинская тень Хоттона. Школа всегда напоминала ему скалу с вырубленными в ней пещерами – оттуда всегда лился свет, десятки окон каждую ночь мерцали